Юля с удовольствием ответила бы ему ещё злее, чтобы только окончательно поставить на место, но в это время официант принёс вино, и она запнулась на полуслове, а потом и вовсе потеряла мысль. Было, признаться, очень обидно; Лебедева только-только заготовила подходящую колкую фразу, однозначно поставившую бы Андрея на место, а тот, словно чувствуя это, сейчас сидел и сверкал, как начищенный пятак. И что его так радовало?
— За что будем пить? — спросил Андрей, поднимая свой бокал. — За встречу?
Юле хотелось сказать, что за скорейшее расставание, но в этот момент над головой словно застыла Наташина тень, напоминающая о том, как надо себя правильно вести. И как только у подруги получалось незримо присутствовать за столом и подталкивать её ко всяким глупостям, например, к распитию алкогольных напитков с посторонними мужчинами?
— Давай за встречу, — подчинилась она, подняла свой бокал и попыталась сосредоточиться не на Андрее, пожиравшем её взглядом вместо того мяса, которое он заказал, а на звоне бокалов и на переливающейся в них бордовой жидкости.
Вино и вправду было вкусным. Не приторно-сладким, как тогда, на выпускном, а с дорогим вкусом и отнюдь не годом-двумя выдержки. Юля не удержалась и прикрыла глаза от наслаждения; её любимый сорт. Как Яворский угадал при выборе? Или тоже где-нибудь проведал?..
— Чем ты сейчас занимаешься? — не позволяя разговору вернуться в привычное русло, тут же спросил Андрей. — Знаю, что пиаром, но… Нетипично для тебя.
Юля вздохнула.
— Почему же нетипично? — пожала плечами она. — Времена меняются. Мечтательницей я была только в детстве. И никакого великого учёного с меня не получилось. Зато вышел профессионал своего дела.
— Помню, — Андрей сделал ещё один глоток вина и отставил бокал в сторону, — ты хотела стать известной художницей…
— Перехотела, — помрачнела Юля. — Не думаю, что у меня действительно получилось бы что-то.
— Почему? — удивился Яворский. — Красивые же были портреты. Сейчас такое популярно…
— Сейчас популярно коллажирование, — резко ответила она. — Этим мы на работе занимаемся более чем часто. А высокое искусство давно уже превратилось в один сплошной чёрный квадрат.
Абстракционизм, Андрей помнил, Лебедева с самого начала своего увлечения рисованием терпеть не могла — равно как и множество других современных направлений. Но у неё и вправду удавались хорошие портреты; люди на них выглядели, словно живые. Она мечтала, что пойдёт куда-нибудь на художника или хотя бы на архитектора, и произведения искусства будут появляться из-под её карандаша так же легко, как и чужие лица.
— Но ведь ты пробовала поступить? — спросил Яворский.
— Нет, — безо всяких эмоций ответила Юля. — Я вовремя поняла, что всё это — глупости, а в жизни мне нужен реальный заработок и стабильная работа. Разумеется, я не думала, что всё сложится вот так. Экономика…
— Которую ты терпеть не могла в школе.
— …Казалась мне хорошим выбором, — закончила за него Юля. — Там было легко учиться, и я получила определённый багаж знаний. Этого хватило для того, чтобы и дальше развиваться. А потом мне повезло попасть в ту фирму, где я работаю сейчас. И я счастлива, что не пошла на поводу у глупых детских мечтаний… А это ещё что такое?
— Ваш заказ, — безо всякого смущения ответил официант. — Устрицы. Конечно, в классической подаче предпочитают игристое вино, но, поскольку вы согласились с выбором вашего спутника…
— Может быть, — вкрадчиво предложил Андрей, — ты хочешь заказать что-нибудь другое? Всё-таки, эскарго — не самое привычное блюдо…
Юля не поморщилась и больше ничем своё возмущение не выдала. Сама виновата, надо было слушать, что ей предлагали, а не охотливо кивать, игнорируя на самом деле официанта и как самостоятельную личность, и как живое существо. Вот теперь и должна наслаждаться прекрасным вкусом улиток, чтоб их…
Лебедева никогда не стремилась вкушать экзотические для жителей Украины блюда. Она пробовала однажды жабьи лапы, но те, во-первых, были просто мясом, а не подозрительным наполнением своих раковин, да и по вкусу напоминали что-то среднее между курицей и рыбой. Но тогда приходилось подчиняться вкусовым предпочтением бизнесмена, с которым она вынуждена была ужинать, а вот сегодня можно было смело оттолкнуть от себя этих… моллюсков и сказать Андрею, что она есть не будет.
Но отступать на полпути Юля не собиралась. С трудом выцарапав из памяти кадр из какого-то фильма, где ели эту гадость — и показывали, как это правильно делать, — она с мягкой улыбкой взглянула сначала на Андрея, а потом на официанта.
— Спасибо, всё в порядке, — мягко промолвила она. — Я выбрала то, что хотела. Вы можете идти, — Юлия смерила быстрым взглядом официанта. — Мы желаем побыть наедине.
Тот спешно извинился и, кивнув, удалился на кухню, а Юля ещё раз с подозрением посмотрела на устрицы. Если её не подводила память, то есть их после красного вина — тоже отнюдь не лучшее занятие.
— Вкус будет не самым приятным, — подтвердил Андрей. — Может быть, закажешь что-нибудь другое?
— Нет, что ты, — она потянулась к тарелке, но рука словно сама по себе застыла на полпути. — Я действительно хотела…
— Юля, — он поймал её за запястье. — Прекрати. Ты их не хочешь. Я больше скажу: они тебе противны. Ну зачем притворяться любительницей экзотической кухни? — Андрей подался вперёд и прошептал ей на ухо: — Но если ты предпочитаешь попробовать блюдо, по мнению многих, являющееся мощным афродизиаком…
— Миф! — буркнула Лебедева, но с готовностью оттолкнула от себя тарелку. — Ладно. Посижу голодной. Устрицы — это не то, что я привыкла есть в нормальной жизни.
Яворский закатил глаза и самоуверенно придвинул к ней непонятно откуда появившуюся порцию медальонов из телятины.
— Помнится, ты всегда ненавидела морепродукты?