— Люди меняются, — вздохнула Юля.
— Но не ты.
— Я тоже меняюсь, — возразила Лебедева. — У меня другие цели, другая работа… — она ещё раз втянула носом воздух и сдалась. — Но всё те же вкусовые предпочтения. Спасибо. Я действительно терпеть не могу морепродукты.
Андрей, кажется, был доволен. Руку он так и не убрал, только теперь это выглядело не как попытка убедить её отказаться от устриц, а как интимный, преувеличенно нежный жест. Юля взглянула на пальцы, всё ещё едва ощутимо сжимающие её запястья, и язвительно отметила:
— Если ты хочешь, чтобы я что-нибудь съела, наверное, лучше меня всё же отпустить?
— Никаких проблем, — тут же убрал руку Андрей. — Всё это можно наверстать и позже, не так ли, дорогая?
Юля едва не спросила, зачем ему всё это — бессмысленные ухаживания, попытки понравиться ей, порадовать этим походом в ресторан. Она заставила себя сосредоточиться на еде, да и Андрей тоже, кажется, потерял желание разговаривать на ближайшие несколько минут. В абсолютном молчании они два или три раза пили вино, ели, не произнеся при этом, разумеется, ни слова, и даже какой-то авторский десерт, название которого ни Андрей, ни Юлия так и не смогли выговорить, тишину за их столиком не разрушил.
Когда принесли счёт, Лебедева упрямо потянулась к кошельку, но Андрей успел уже попросить у официанта рассчитаться картой. А потом, прежде чем она предложила вернуть потом часть расходов, расплатился.
Юле это не нравилось. Она предпочитала самостоятельность во всём, даже в оплате счетов в ресторане, тем более, что могла это позволить. Но устраивать концерт при официанте — плохой способ доказать свою взрослость и состоятельность, потому девушка промолчала, даже позволила открыть перед собой дверь, не делая никаких абсурдных заявлений о том, что сама способна это сделать, и уже на улице отметила:
— Я верну тебе часть денег.
— Не говори глупостей, — возразил Андрей. — Не стоит. Это действительно не катастрофично большая сумма. И я хорошо зарабатываю. Позволишь тебя подвезти, или мы будем идти до дома принципиально разными путями?
Отказываться было бы смешно — она и так пришла сюда сама, даром, что жили в одном подъезде, — и Юля согласно кивнула.
— Ладно, — произнесла она.
— Заодно и поговорим, — обрадовался Яворский. — А то весь вечер ты просидела, как рыба. Сердитая рыба.
— Дурацкое сравнение! — фыркнула Лебедева. — М-м-м… Ты подвезёшь меня домой на троллейбусе или на автобусе?
— Вообще-то планировал на авто, — Андрей кивнул на стоявшую в метрах двух или трёх машину. — Но если ты хочешь проехаться на троллейбусе в час пик…
Один из представителей общественного транспорта минуту назад проехал мимо них, забитый людьми.
— Как-нибудь в другой раз, — покачала головой Юля, невольно на эту вторую встречу соглашаясь. — сегодня и вправду лучше на машине.
Андрей не стал отказываться от джентльменского задела и открыл перед Юлей дверь. Для Лебедевой это было не в новинку на самом деле; она привыкла к уважительному поведению мужчин на работе, потому только сухо улыбнулась ему в качестве благодарности.
В дороге они тоже молчали, пока Андрей не остановился возле дома.
— Алина Петровна завтра же распустит о нас слух, — отметила вдруг Юля. — О каком-нибудь старом секрете, например, связывающем нас ещё с самого детства. Или с юности. О каком-нибудь рождённом и оставленном в детском доме ребёнке…
— Ну, глядя со стороны на твою реакцию, только это и можно подумать, — скривился Андрей. — Что ты до сих пор лелеешь ненависть в душе за то, что я оставил тебя в интересном положении и улетел в Голландию, да ещё и умудрился без вести пропасть.
— Вторая половина — чистая правда. А вот первая, Андрей, наглый домысел.
Яворский хохотнул.
— Ты точно не могла родить от меня ребёнка, — протянул он. — И оставить его где-нибудь в доме малютки.
— Потому что я — не такой человек, и обязательно протащила бы на себе это ярмо?
— Нет, Юля, — абсолютно серьёзно возразил он. — Потому что мы с тобой не спали.
Девушка не сдержалась и пнула его локтем в бок, а потом тоже расхохоталась, поддавшись чужому веселью. Надо было обидеться, заявить, что Андрей — редкостный хам, и в оскорблённых чувствах выпорхнуть из машины, а она заливалась смехом и всё никак не могла остановиться.
Позволив радостному настроению всё-таки охватить её, Юля даже не поняла, когда Андрей повернулся к ней, когда успел обнять, и когда, чёрт подери, она сама к нему потянулась. Этот поцелуй, впрочем, был первым взаимным — Юля не отталкивала его, даже в мыслях почему-то не возникло такое желание. И иллюзорное раздражение и отвращение разбилось о суровую реальность: она не могла его ненавидеть. Да что там! Юля даже не могла оставаться равнодушной.
Когда Лебедева заставила всё-таки себя отпрянуть от Андрея, было уже поздно. Будь он каким-нибудь остолопом, ничего не понимающим в женщинах — тогда ладно, сказала бы, что и сейчас не хотела оказаться так близко. Но Яворский, будь он трижды проклят, и так чувствовал себя прекрасным и неотразимым, а уж теперь и вовсе задерёт нос.