Ник выскакивает из машины, с такой силой хлопая дверью, что меня подкидывает на сидении. Пинает переднее колесо, вымещая на нём окутавшую сознание злобу. Снова закуривает, комкая в пальцах пачку с оставшимися сигаретами. Даже немного завидую ему, он хотя бы может выплеснуть из себя свою боль, а у меня внутри будто замёрзло всё.
Проходит минут пятнадцать, наверное, прежде чем он возвращается в машину. Садится за руль, всё ещё тяжело дыша, до конца не успокоившись после вспышки ярости. Оборачивается ко мне и произносит:
— Мы как-нибудь справимся с этим, Поля. Не сегодня, но справимся, — повторяет уже тише. — Мы же не виноваты в том, что они натворили, — и снова я слышу, — мы справимся, — вот только уверенности в его голосе нет ни на йоту.
— Конечно, — соглашаюсь, даже стараюсь придать голосу бодрости. Но, как и Ник, я не верю в то, что говорю, не верю, что вновь смогу смотреть ему в глаза, отвечая улыбкой на улыбку. — Я домой. Доеду на автобусе.
Выхожу из машины. Ник меня не останавливает.
Глава 7
Знаю, я не должна цепляться за прошлое,
Так почему же я не могу отпустить тебя?
Ведь каждый раз, когда я с тобой,
Я забываю, что нужно дышать…
Я всё пытаюсь понять, кто ты для меня,
Но, возможно, нам суждено так и остаться
Красивой незаконченной историей…
Ella Henderson — Beautifully Unfinished
Уезжаю с Верой в Санкт-Петербург на следующий день после разговора с ней и отцом в кафе. Прекрасно понимаю, что так просто пытаюсь убежать от действительности, в которой нас с Ником больше нет. Мне хочется верить в его слова: «Мы справимся», но мне нужно отдышаться, нужно привести мысли в порядок, разобраться в собственных эмоциях. И ему тоже.
Отец против моей затеи. Но он не спорит, лишь бросая на меня неодобрительные взгляды, пока я быстро скидываю первые попавшиеся вещи в чемодан. Уверена, он переживает, думая, что я уезжаю от него, так до конца и не простив за произошедшее. И будь у меня чуть больше душевных сил, я бы обязательно поговорила с ним ещё раз. Но я только крепко обнимаю его в аэропорту на прощание.
Питер встречает привычной хмарью: прохладный влажный воздух обволакивает лёгкие, серое небо отлично оттеняет такое же настроение. Усмехаюсь про себя: я бывала в этом городе, навсегда запавшем в душу, во все времена года; иногда мне кажется, что он словно завис вне времени и пространства, навсегда укутанный в серость, влажность и ветер. Тем лучше, хоть что-то радует своим постоянством.
Вера не может бросить работу, но я и не возражаю. Мы прилетаем в Питер в среду, и до субботы я, отгородившись от окружающего мира наушниками с любимой музыкой, брожу бездумно по центру, пока мышцы в икрах не начинают неметь от усталости. Тогда захожу в какую-нибудь кофейню, показавшуюся уютной, и провожу там остаток дня, потягивая любимый капучино.
Поначалу ощущаю внутри лишь опустошение. Мысленно, то и дело возвращаюсь к ссоре с отцом, к разговору в кафе с Верой, к экзамену по философии: вспоминаю о чём и о ком угодно, только не о Никите. Потому что страшно… «Мы справимся», но как? Смогу я забыть, что мужчина, на которого так похож Ник, помог матери раскрошить нашу семью на кусочки? Или Никита… сможет смотреть на меня, вспоминая как его мама чуть не умерла у него на руках из-за женщины, с которой я похожа как две капли воды?
День, второй, третий, пара выходных с Верой, которые мы проводим за ничего не значащими разговорами и просмотром комедий с Пьером Ришаром и Жераром Депардье. Вера не поднимает болезненной темы, и я молчу: мне нечего сказать даже самой себе, не то, что ей.
Снова я на питерских улицах, и я не знаю, сколько бы ещё продолжалось моё внутреннее безмолвие. Но в одном из кафе слышу песню Земфиры, и меня уносит…
Тёмно-жёлтые стены, увешанные бесчисленными рамками с фотографиями. Фома, склонившийся над моей левой рукой. Ник, сидящий в том самом кресле «большого босса», сжимающий мою правую ладонь. И я, нервно закусывающая губу, потому что чертовски больно.
— Терпимо, — в который раз говорю Нику, когда он тихо спрашивает: «Как ты»? Он похоже уже совсем не рад, что притащил меня в салон. Да и мне самой с каждой минутой затея с татуировкой кажется всё более идиотской.
На фоне тихо играет радио: крутят попсу на грани фола. Но Ник с Фомой не обращают внимания, а я стесняюсь высказать своё «фи». Неожиданно слышу первые, хорошо знакомые строчки: «Над моей пропастью, над самой лопастью». Прошу Ника:
— Сделай погромче.
Никита усмехается скептически, но звук прибавляет. Говорит насмешливо:
— Ваш музыкальный вкус, девушка, оставляет желать лучшего. Будем перевоспитываться.
Я в ответ лишь прикрываю глаза, начиная тихонько подпевать Земфире. На припеве поворачиваюсь лицом к Нику, и пою уже для него:
Ты не отпускай меня,
Не отпускай,