Мы с отцом молчим. Чувствую себя неловко. Я вроде всё ещё злюсь на него, а вроде и нет, ощущая скорее усталость от затянувшейся ссоры. Мне хочется, чтобы он просто извинился: искренне, не обвиняя меня ни в чём, не пытаясь переложить с себя ответственность. И я бы со спокойной душой извинилась в ответ.
— Так, — Вера обводит нас решительным взглядом, — я пока схожу в дамскую комнату, а вы тут побеседуйте, — и, не обращая на умоляющий взгляд отца никакого внимания, выходит из-за стола.
Он смотрит на меня исподлобья, достаёт пачку сигарет, но, заметив, как я морщу нос, так и не закуривает, просто вертя её в пальцах. Наконец, как-то нервно усмехнувшись, произносит:
— Что ж, Полина, я дров наломал, мне и начинать, — поднимает на меня взгляд. — Мне жаль, дочь, я поступил по-скотски, так мужчины не поступают. Вот же, паскудство, — с каким-то глухим отчаянием в голосе, произносит он, — никогда не бил женщин, даже эту проститу… — осекается, но я сразу понимаю, что он говорит о матери, — а тебя ударил, — бросив пачку сигарет на стол, проводит ладонью по лицу устало, — и за то, что выгнал, прости. Выскочил за тобой буквально минут через пять, но тебя уже нигде не было. Простишь?
Киваю молча, потому что в горле собирается ком. Даже не думала, что мне будет так больно смотреть на отца, видя в его глазах глубокое, до черноты глубокое, отчаяние. Накрываю ладонью его руку, ощущая, как еле заметно, но всё же дрожат его пальцы. Говорю тихо:
— Ты тоже меня извини за мои слова о маме. И смерти я твоей никогда не хотела, и не хочу.
— Это радует, — издав нервный смешок, произносит отец.
— Но, — он сразу напрягается, услышав моё «но». — Как раньше уже не будет. Ты должен понять, я выросла. И в моей жизни может быть то, что тебе не нравится, но это моя жизнь. Я не хочу тебе врать, но и каждый раз так ругаться из-за неудачного экзамена или не понравившегося тебе парня…
— Полина, — голос отца тут же становится жёстче. — Ты права, конечно, но… — он резко сжимает руку в кулак, — это не просто парень… это…
— У вас всё нормально? — мы и не заметили, как вернулась Вера.
Отец тут же переводит на неё взгляд, произносит:
— Так и знал, что нельзя было разрешать ей учиться на истфаке, зря я тогда тебя послушал, — как-то обречённо выговаривает отец. — Чуял же, что всё это дерьмо ещё аукнется. Ещё когда она с Мариной сдружилась, надо было прикрывать лавочку. Блять! — отец со злостью бьёт ладонью по столику. Я подпрыгиваю от неожиданности, непроизвольно отшатываясь от него в противоположную сторону. — Не надо бояться меня, Полина, — тут же произносит он, уже гораздо более спокойным голосом. — Я себе скорее руку отгрызу, чем ещё раз ударю тебя.
— Что происходит? — слова отца заставляют вновь всколыхнуться страх, что поселился внутри после телефонного разговора с Верой. — Ты обещала мне всё рассказать, — обращаюсь к тёте.
— Лёша, — Вера как можно мягче обращается к отцу. — Иди, покури, я сама поговорю с Полей.
Он смотрит на неё с сомнением, но, затем кивнув, берёт пачку сигарет, и уходит. Вера обращается ко мне:
— Что у тебя с этим мальчиком, Поля? С Никитой?
— Да какая разница! — взрываюсь я. — Надоели, оба! Или говори уже, что происходит, или не лезьте ко мне больше! И откуда ты знаешь, как его зовут? — уже тише спрашиваю я. — Отец что ли справки навёл? — всё больше злясь, уточняю я.
Вера не успевает ничего ответить. К нам подходит официантка, ставит на стол три чашки кофе, видимо, заказанных ранее. Мне достаётся любимый капучино, посыпанный сверху корицей. Делаю глоток, успокаиваясь. Вера тем временем снимает сумку со спинки стула, порывшись, достаёт из неё фотографию. Молча пододвигает ко мне.
Фотография небольшая, чёрно-белая, немного обтрёпанная по краям. Но изображение чёткое, и я сразу узнаю отца и маму. Приглядевшись внимательнее к третьему человеку, замираю в ступоре. Если бы я чётко не осознавала, что такого просто не может быть, то с уверенностью бы сказала, что вижу Никиту: загоревшего до черноты, с выгоревшими на солнце волосами… переворачиваю фото — на обратной стороне от руки написано: «Крым. Июль 1981 г.».
Снова вглядываюсь в изображение. Фотография сделана на пляже. Мама стоит между двух молодых парней. Один из них — папа, второй — конечно, это не Никита. Его отец, потому что сходство настолько очевидно, что ошибиться просто невозможно. Мама обнимает их за пояс, они её за плечи. Они выглядят невероятно счастливыми и беззаботными: молодые, красивые, загоревшие, с широкими улыбками и искрящимися глазами.
— И что всё это значит? — с тяжёлым предчувствием на сердце, спрашиваю я. — Собственно, я уже поняла, наши с Никитой отцы были не просто знакомы, а, видимо, учились вместе, да ещё и дружили. И мама с ними… что случилось?
— Светлана и случилась, — тяжело вздохнув, с горечью в голосе выговаривает Вера. — Ты права, Алексей и Владимир были лучшими друзьями. Они познакомились почти сразу как оба поступили на истфак. У Лёши вскорости умер отец, на его руках остались бабушка с дедом. И вроде как Володя сильно помогал Лёше с учёбой, пока он подрабатывал, да периодически по больницам мотался. Старики долго не продержались, ушли один за другим, и опять Володя был рядом. Потом он влез в какой-то криминал, не знаю как, но благодаря Алексею, отделался лёгким испугом. В общем, к четвёртому курсу они уже многое пережили вместе, и дружбу свою на прочность проверили, — Вера отпивает немного кофе. Забирает у меня фотографию, с нескрываемой грустью разглядывая её.
— Они оба влюбились в маму? — спрашиваю я, примерно понимая, к чему всё идёт.
Вера как будто и не слышит моего вопроса, погружаясь в воспоминания. Она начинает говорить, не отрывая взгляда от фото, а я понимаю, что лучше ей не мешать.
— Света поступила на первый курс, когда они были на четвёртом. Помню я завидовала ей, она уехала из нашего маленького городка, у неё началась интересная и насыщенная жизнь, а мне ещё пять лет предстояло учиться в школе. Потом и вовсе, она вернулась на зимние каникулы сразу с двумя парнями. Говорила, что они просто друзья. Но я, хоть мне и было только тринадцать, понимала, что в их треугольнике всё не просто. Алексей был влюблен в Свету, она в Володю, а он, — Вера усмехается, — не относился к ней серьёзно. К нам в гости приехал просто за компанию с лучшим другом. Знаешь, мне запомнился тот Новый год, — с грустью в голосе произносит Вера. — Мама, я твою бабушку имею ввиду, — уточняет тётя, — конечно, ворчала. Ругала Свету за легкомысленность, когда думала, что никто не слышит, но парней приняла хорошо. Было весело. Они брали меня с собой на каток, в кино… Володя мне тогда даже настоящего шампанского в бокал налил вместо лимонада. Мне плохо стало с непривычки, но возиться со мной пришлось Алексею, который и друга, и меня прикрывал от разъярённой Светы.
Вера замолкает, переводя дыхание. Я бросаю взгляд в окно, вижу отца, который медленно ходит туда-сюда, чуть сгорбившись и засунув руки в карманы джинсов.
— Летом они уехали на месяц в Крым, — Вера вновь начинает говорить, и я отворачиваюсь от окна. — Причём Света всё-таки добилась своего. Помню, что мама не хотела её отпускать, но она не послушалась, закатила скандал, собрала вещи и ушла, заявив, что после возвращения с отдыха переедет жить к Володе. Вот только через полгода он оказался женат на другой девушке, которая в июне восемьдесят второго родила ему сына. Мальчика назвали Никитой.
— Подожди, — говорю я, понимая, что начинаю терять нить повествования. — Ты хочешь сказать, что отец Никиты какое-то время встречался с мамой. Потом он её бросил, — вопросительно смотрю на Веру, — почти сразу женился на другой, и молодая жена быстренько родила ему ребёнка? — вырисовывающаяся история мне не нравится, очень не нравится.
— Я не знаю точно, — произносит Вера. — Света вернулась домой в октябре. Она была в ужасном состоянии. Сказала, что бросила учёбу. Мать только и делала, что пилила её, в конце концов, они сильно поругались. Я старалась поддержать сестру. Она во всём винила ту девушку, что в итоге стала женой Володи. Кричала, что та затащила его в постель, забеременела. Говорила, что у неё родители какие-то партийные шишки и что Володя просто вынужден на ней жениться.
— Какой ужас, — тихо выдыхаю, пока Вера собирается с мыслями, чтобы продолжить. Я и представить себе не могла, что мама пережила подобное. Предательство любимого человека… получается отец Ника просто растоптал её чувство. Мне даже думать о подобном больно.