— Хорошо. Велю!
В ту же секунду страшный крик невыносимой боли вырвался из груди женщины; она начала биться на кровати, словно через нее пропускали электрический ток, а из горла хлынула черная, вязкая жижа. Максим остолбенел; Варька в слезах кинулась на улицу и тут же вернулась, сопровождаемая двумя мужиками.
— Это он меня научил! — крикнула девочка, показывая на Максима пальцем.
Крестьяне схватили Максима за грудки и притиснули к стене; похоже, от немедленной расправы над мальчиком их удерживало лишь то, что Максим приехал вместе с царскими слугами.
— Ты что сделал, гаденыш?!
— Я не знаю, — пролепетал Максим, растерянно переводя взгляд с одного разъяренного лица на другое. — Я не хотел. Честное слово, не хотел! Позовите Аверю!
Аверя скоро появился, позевывая и протирая глаза; из сбивчивых объяснений Варьки, мужиков и Максима он быстро уловил суть и протянул руку с распальцовкой. Спустя некоторое время женщина успокоилась, и послышалось ее привычное хрипение. Мужики принялись менять постельное белье, а ребята вышли из избы. Сильное чувство неловкости и до конца еще не прошедший страх мешали Максиму заговорить, хотя он понимал, что должен поблагодарить друга и извиниться. Молчание первым нарушил Аверя, произнеся грубовато-добродушным тоном:
— Ладно, не кисни, не то мы с Аленкой тебя заместо щавеля в щи положим! Даже у государя не всегда справно выходит то, что таковым мнится.
— Но ведь с птицами, с грибами получалось…
— Там были развилки, а здесь нет.
Максим недоуменно посмотрел в лицо Авере:
— Это еще что такое?
— Вот ответь мне: когда смотришь на птаху, можно ли заранее знать, на какую ветку она перескочит?
— Вряд ли, но при чем…
— То есть тут можно надвое гадать; это и есть развилка. Слушай дальше: могла та птица делать то, что ты ей велел, и без твоего приказа?
Максим задумался.
— В принципе, могла.
— Конечно! И подосиновик можно было сыскать без клада, если зенки пошире пялить да кустам с травой кланяться. А у Варькиной матери хвороба такая, что любого человека в могилу сводит, и только могила избавит от мук. Разницу чуешь?
— Кажется, теперь я начинаю понимать…
— А когда ты, из жалости к той селянке, захотел положить конец ее страданиям и Варьку подговорил, клад нашел единственную развилку, чтоб таковое желание сбылось: незамедлительно умертвить бабу! Она ведь и умрет точно так же, с рвотой и корчами, только это может случиться завтра, через месяц или через год. По здравому рассуждению, лучше бы ей уже сейчас в гроб лечь, а мне не вмешиваться, да только крестьяне нас бы за это по макушке не погладили. Запомни: клады только приманивают удачу, а, скажем, по волнам ходить или воду в вино претворять, как иные невежды в старину делать пытались, с ними не можно. — Аверя вздохнул. — И покойников не воскресишь. А будь по-другому, уж мы бы не скитались по земле сиротами.
— А когда я давеча похвалялась перед ребятишками, что синий мухомор найду, тоже не было развилки? — раздался рядом знакомый голос.
Аверя моментально развернулся:
— Ах ты, маленькая дрянь! Подслушивала?
— И ничего я не подслушивала! — обиженно произнесла Варька. — Просто стояла тут и пускала зайчиков!
Аверя наклонился над блестящим предметом, который девочка держала в руке.
— Откуда у тебя печать кладоискателя?
— В лесу нашла десять дней тому назад! — выпалила Варька.
Аверя нагнулся еще ниже.
— Это печать Прошки! Вот раззява, солоно ему теперь в приказе придется! А скажи-ка, грибная гроза: давно ты их так лихо искать насобачилась?
— Да уже с неделю!