— Не все ли равно, кому из нас стараться?
— Ну, Аверя! — жалобно протянула девочка. — Ты и так открывал почти все наши клады. Себе самое вкусное оставляешь. А мне тоже хочется!
— Раз хочется, валяй, — снисходительно уступил Аверя.
Обрадованная Аленка сложила пальцы так же, как это пытался сделать Аверя, присела, прижала руку к колючей лесной подстилке и замерла с выражением веселого азарта на лице. Максим покосился на нее и шепотом спросил:
— Что она теперь хочет сделать?
— Клады сокрыты глубоко, — отвечал Аверя. — Порою они и сами могут подниматься, да редко, и не угадать того времени. Поэтому Аленка, по обыкновению кладоискателей, сбрасывает в землю талан, и он вытянет клад наружу. Да вон, уж каша заварилась!
Сначала Максим не понял, о чем говорит Аверя, но, присмотревшись, заметил впереди дрожание воздуха, хотя день не был знойным. Мало-помалу оно усиливалось; труп неизвестного человека и трава вокруг него все явственнее утрачивали четкость своих контуров, будто их окутывала какая-то желтоватая дымка, состоящая из струй, которые поднимались от земли. Эти струи совсем не походили на обычные испарения: благодаря своим причудливым извивам они напоминали скорее живых существ, стебли лазающих растений, еще не нашедших опоры. Число странных объектов увеличивалось, так что теперь они образовывали уже практически сплошную стену; они тянулись вверх и начинали приобретать металлический блеск, словно листовое золото. Изменялась и сама их форма. В нижней части появились многочисленные завихрения, похожие на глаголические письмена, которые Максим случайно видел в какой-то телепередаче; верхняя же трансформировалась в нечто омерзительное, то, что не могло пригрезиться человеку иначе как в пьяном бреду. Казалось, какие-то чудовища тянут к ребятам лапы и ждут только сигнала для решающей атаки, точно звери, в остервенении бросающиеся на решетку, которую они не в состоянии преодолеть.
— Что это? — в страхе спросил Максим.
— Лешие, — ответил Аверя, который даже бровью не повел, глядя на этих страшилищ.
— Какие такие лешие?
— Всякий клад своей силой порождает собственных стражей, и если он в лесу, мы их лешими кличем, если под водой — водяными, а на болоте — кикиморами. Имена те от стародавних времен уцелели, когда люди несведущими были в кладоискательстве и не знали, что суть у всех этих тварей одна. Будь хоть каким богатырем человек, а посягнет на клад без умения, так они его убьют до смерти. Им это сделать — что нам с тобою орех раскусить.
— Так погибли ваши родители?
Аверя угрюмо промолчал, и Максим понял, что зря задал этот вопрос. По счастью, тут раздался возглас Аленки:
— Аверя, на кладе заклятие!
— Ну, так разузнай, какое, и сними, — буркнул Аверя.
— Не могу. Вон тот знак запамятовала! — Аленка указала пальцем на крайнее левое завихрение. — А свиток в твоей котомке.
— Зря хорохорилась, выходит!
— Ну, Аверя, подсоби!
— Что значит «заклятие»?
— Это значит, что прежний хозяин совершил некое действие, когда помещал сюда клад, и, чтобы его брать, надо выполнить то же действие или похожее. — Аверя в задумчивости сощурился; похоже, эту причудливую азбуку и он не всегда помнил назубок, но почти сразу на лице мальчика расплылась широкая улыбка. — На свиток, это занятно!
Аленка ловко схватила брошенную ей бумагу, развернула ее, быстро нашла нужное место и рассмеялась:
— Повезло же нам!
— В чем, ребята? — не понял Максим.
— Кто хочет завладеть кладом, пусть насквозь землю пронзит! Вот слова старого владельца.
— Это вы называете «повезло»? И как собрались такое выполнять?
— Никак. То уловка для несмышленышей, и ничего более. Ведь для наказа лешим он явно не творил того, что от нас ныне требует, а содеял иное. — Аверя достал колышек, служивший для установления палатки, и одним резким движением вогнал его в песчаную лесную почву.
Аленка выбросила вперед правую руку, на которой вновь поджала три пальца:
— Ну-ка к ноге, песики!
Фантасмагория моментально исчезла, будто кто-то невидимый щелкнул выключателем, и теперь о ней напоминали только редкие крики встревоженных птиц. Аленка не двинулась с места; она лишь переменила руку, которую держала на весу, а освободившейся правой достала из кармашка платья какой-то круглый блестящий предмет с нанесенной на него изящной чеканкой. Максим невольно потянулся к нему, поскольку незнакомая вещь чем-то напоминала отцовскую медаль.
Аверя нахмурился: