Он замолк, и дальше ехал, слушая почти беззвучный бег лошадей, созерцая притихший в сумерках осенний лес.
Постепенно дорога свернула в на восток. По карте впереди раскинулся лесистый хребет, протянувшийся почти ровно с севера на юг. В родных местах Константина по гребням таких хребтов пролегали прямые лесные дороги, и было приятно ехать, возвышаясь над округой и разглядывая простор, но здесь на хребте дороги не было. Ближе к хребту долины рек и ручьёв становились уже и глубже, ехать там ещё сложнее, а ведь им нужно раньше военных добраться к Лешим.
Константин повернул коня в лес. Иж с треском протаранил придорожный кустарник, за которым стало чуть просторнее. Но всё равно, дальше ехать пришлось гораздо медленнее, а то и вовсе, шагом продираться через ветви. К счастью, вскоре им повстречалась хорошая тропа, идущая в нужном направлении. На ней встречались следы лошади, пахло навозом, кое-где попадались срезанные и убранные в сторону ветви.
Солнце давно зашло, и над головой висело яркое звездное небо, пересечённое млечным путём. Стоящие на отдалении пихты тянули к небу лапы своих крон, словно норовя утащить горсть из этих россыпей. Запрокинув голову, Константин разглядывал мерцающие звёзды. Оттуда года полтора назад прибыли Сеятели, для которых эмка была плотью. Здравствуйте люди, вот вам наша эмка, технология, так сказать. Осваивайте, убивайтесь на здоровье. Выживете — будете наравне с нами, нет — ну чтож, такова жизнь.
С тех пор Константину иногда казалось, будто он лабораторная мышь, будто все его действия, это странный нечеловеческий эксперимент. Достаточно, не бежать сломя голову по лабиринту, а взглянуть наверх, чтобы там увидеть внимательные и холодные как звёзды глаза. И там будет выход.
Но выхода он боялся, чувствовал, что тогда он умрёт и станет как Ментор — духом, эмкой, подобно Сеятелям. Присоединится к наблюдателям, будет смотреть, иногда с любопытством переставлять заслонки лабиринта, чтобы мыши двигались по новому пути, искали выход.
Только вот, управлять чужими путями он не хотел. Константину хотелось лишь овладеть своим, найти какую-то цель, применение всему тому, что у него есть. Сейчас он двигался по ночному лесу, туда к Лешим, и где-то там, он чувствовал, будет переломный момент, событие, после которого что-то изменится и он найдёт другой выход.
15. Дух
Тропа привела на поляну, где трава ещё не выросла, лишь чернела голая земля вперемешку с мелкими опилками и камнями. Видимо, расчистили в этом году. Посередине стоял небольшой бревенчатый дом, разгоняя темноту неярким светом окон. Из его трубы поднимался дымок. Константин потянул носом. В доме готовили кашу с мясом. Запах подсказывал, что здесь жил одинокий пожилой мужчина, держал хозяйство — лошадь, кошку, да кур.
Тревожить хозяина Константину не хотелось. Ночь уже, да и вряд ли тот образуется их волчьим мордам. Можно перекинутся в человека, но утром придётся обратно, и они больше потратят сил, чем восстановят от ужина. Опять же, тёплой одежды у них нету. Константин посмотрел на Таню и развёл руками. Та поняла, согласно кивнула.
Они только развернулись уезжать, как со стороны дома донёсся стук досок. Константин обернулся. Дверь в дом была открыта, в освещённом проёме стоял человек и махал рукой.
— Доброй ночи, путники! Не уходите, я вас жду! — донёсся голос старика.
Константин удивился, но раз уж приглашают… Хотя, может хозяин обознался, и другие гости сейчас нагрянут? Ладно, чего уж гадать.
Оказалось, что хозяин, Николай Александрович сухощавый жилистый старик лет семидесяти, действительно ждал их. Как узнал? Он ухмыльнулся, провёл рукой по седым пышным усам, и сказал, что тропа его, и потому, абы кто ходить по ней не может.
Таня улыбнулась байке старика, и Константин не стал расспрашивать — ну решил дед отшутиться и ладно. В конце концов, отчего бы деду не оказаться оператором и не выставить на тропу сторожа? Вполне логично. Проверить его всё равно почти не возможно, да и не хорошо это — проверять незнакомого человека. Тем более если он пригласил в гости, да угостил плотным ужином.
После еды Константин постукивал когтями край чашки с чаем и всё думал — по пути он не ни разу чуял радиосигналов от сторожа. Есть способы, направленным лучом, или эмку пересылать, но не слишком ли заморочено? Может старик просто фантазирует? А свет в доме откуда? Константин воззрился на молочную полусферу лампы под потолком. Николай Александрович, словно угадал его мысли.
— Да, с електричеством тут беда. Нету его тут и всё. До города ведь далече. Пришлось на крышу солнечные батареи мостить, укумулятор ставить на чердаке. Возни было, и не знамо, как оно там зимой всё переживёт. Не молод я уже, а надо будет снег с них убирать.
— Ага, и в датчиках на тропе батарейки замёрзнут, — забросил удочку Константин.
— Не, с ими всё нормально будет уж точно. Они особые, магищеские.
Что-то это становилось похоже на очередную байку.
— А зачем же такие сложности? — спросил Константин.
— Это же просто. Придут ко мне гости, увидят свет, спросят, откудова. Ну я им покажу солнечные батареи. Оные можно увидеть и пощупать, магии в их нет. А чего там на тропе, не увидеть, ни пощупать нельзя. Может там якие датчики и есть, а может это усё мои выдумки. Но как-то же я узнал, кто пришёл, а не удивился и не испугался. Это и доказать нельзя и сомнения даёт, а это уже повод для разговора. Вот скажи, Константин, тебе сколько нынче годов?
— Тридцать восемь.
— Энто по паспорту, Константин. Останься ты человеком, это было бы так. Но ты же маг, причём не простой. Твой организм ведь уже не на сороковник работает. Так сколько тебе годов?
Константин прислушался к себе. В июне прошлого года он размышлял лишь о том, как бы не спиться от тоски. Ощущал завершение своей жизни. Ему не было разницы впереди день или полвека, всё равно они были бы одинаковы. Что-то такое он чувствовал и раньше, но тогда он был наивен, верил, что можно сделать мир лучше, изменить его и себя. Он с улыбкой смотрел на свою наивность и даже радовался, мол я могу во что-то верить. Потом, узнав жизнь, он погас. Надеялся что-то изменить хотя бы на работе, и потому все силы отдал этому. Постепенно осознал, что и на работе никому не нужны изменения, но там можно было тонуть восемь часов, не всплывая, спать в пути и дома, и ждать, когда же всё это закончится. Когда пришла эмка, Ментор его выдернул, встряхнул, и снова вернулось это детское ощущение, что надо и можно сделать мир лучше, что он что-то в силах изменить. Наверное, из-за этого он и продолжает искать причину эпидемии и краха фесмаба. Жаждет понять, как это всё происходит, и куда надо приложить силу, чтобы стало лучше.
— Двадцать-двадцать пять? — ухмыльнулся Константин, отхлебнул чай. — Я такой же наивный, как студент, что думает, будто весь мир ждёт его.
— Вот, у мага всё зависит от возраста его души. — Николай Александрович словно в тост поднял свою чашку и тоже отпил. — А я, понимаешь, стар уже. За последний год, я будто целую жизнь пожил. Сделал всё, шо мог и теперь мне остаётся только смотреть, на творящееся в мире. Понимаешь? Можно изменять мир. Можно давать людям возможность измениться, но даже если ты их превратишь в волков, они, один хрен, останутся людями. Знаешь, энто такие существа, которые по одиночке, умные-разумные, а когда их много, общество то бишь, они творят шо-то непонятное. Например, могут уничтожить единственную организацию, что их защищала.
Константин вздрогнул.
— Да, — продолжал Николай Александрович, — ты будешь искать заговор какой-то компашки, а его нет. Есть только общество, оно ведь тоже шо-то там себе думает, как большой, на всю землю, муравейник. Возможно, оно неразумное, а может и есть в его думках какой-то смысл. Поди его разбери. Раньше были газеты и письма, потом телевизер и телехфон. Через них люди обменивались информацией, а кто-то пытался энтим всем управлять. Потом появился йинтернет. Недавно, вот, сеть Академий образовалась. Люди стали крепко-накрепко соединены. Там хоть и общение и попроще, чем в живую, но люди ведь подстроились под него. Раньше они думали на своём языке, а теперь вот на языке этого общения, то бишь, иначе стали мыслить. В итоге, муравейник начал слаженнее и быстрее соображать. Нету в ём и тех фильтров, шо были у газет и телевизера. Любые глупости могут возникать и передаваться мгновенно. Когда-нибудь общество-муравейник осознает себя, а может и уже. Тогда, излишне разумные люди-муравьи, шо мешают думать, станут вредны ему. Шо им делать? Да хтож его знает, я вот уже своё пожил. Забрался теперь в глушь, подальше от энтого всего. Теперь я не его часть.
Какая-то мысль зудела в голове Константина, что-то связанное именно с дедом. Словно дед что-то ещё говорил между строк, какой-то важный вопрос задавал. Не про общество и муравьёв, а нечто иное.