Вдруг полезла. Она сама не понимала, почему смогла сплести ноги, откуда черпнула уверенности. Казалось, будто телу просто-напросто нужен лишь выбор. И теперь мышцы сжимаются, когда поднимаешься по канату. Край глаза узрел лица. Тело замирает на весу, а губы подрагивают и роняют робкие вздохи. И гнетет, будто ты бурлишь в эпицентре язвы. Ягада не видит, как дарссеане ропотно стоят под ней, готовые к непредвиденному. Либо она просто не замечает.
— Что застыла? — трезвонит старик задористо. — Уже пыхтишь?
Увальни под ней забавляли старца.
— Слегка вздохнула, — воодушевленно прошипела она. И полезла дальше.
Рука тянется. Ворсинки цепляют пальцы. Ягада ощущает махровые волосинки каната, и чудится, что рука держится за гигантскую лапку жука.
Ягада поднялась, отдышалась. Она навеки запомнит эту взволнованность, то, как бурлит кровь, когда лезешь к рингу, будто бы нужно побороть вердикт матери. Она глянула вниз. Охнула и прижалась к полу. Ягада увидела, как Иридий стремиться к Тирею. Наследник будто бы почувствовал, что его коснулся робкий взгляд, скукожился и припал к полу.
— Она смотрит? — прошептал, не оглядываясь.
Телохранитель слез с тренажёра, ибо не хотел показаться невоспитанным.
— Нет, — сказал Тирей непринуждённее простака.
Иридий оглянулся и встретил её взгляд. Ягада тут же пророкотала, словно поймав копьё. Она спряталась. Иридий вздрогнул. Тут Тирерий загоготал, просвистел губами вздохом и положил руку на доспехи наследника.
— Не беспокойся, я присматриваю за ней.
Телохранитель не услышал ответа и вдруг подумал, что ляпнул лишнего, а, быть может, стал вести себя неподобающе. Тогда он тут же отдернул руку. Иридий опомнился, когда в плече стало легче.
— Что? Прости, я не расслышал, — протрубил он через фильтр и снял шлем.
Платформа пропарила к рингу и подняла с собой Вансиана. Тот день в баре и первый глоток плодового спирта всплывал в памяти, потому Иридий неумышленно косился на старика. Арагонского сына особенно волновал конец беседы. Иридий решил, что может раньше задавал не те вопросы. Он вдруг подумал: почему Ютий так верен Арагонде?
У ринга Ягада получила магнитный меч. Она вздрогнула, когда Вансиан протянул ей рукоять. Старик уверил, что клинок перепрограммирован и работает в режиме толчка. Тогда Вансана испугала реакция, то, как дева завороженно взяла магнитный меч. И как только пальцы прикоснулись к холодной длани сверхпроводниковой стали и пустили магнитные линии по краям гарды, все невзгоды исчезли. Она заликовала и растаяла в улыбке, когда ощутила привкус наркотического коктейля.
И тут старик почувствовал, что совесть поклевывает его гнилое тельце. Завеса расплылась. Теперь, почему-то, Вансиан не мог рассечь её образ в Ягаде. Начало трясти. Губы пересохли. Он сглотнул ком в горле. Безумно захотелось снять жажду рюмкой. Становилось невыносимо без жгучего глотка. Такая мысль цеплялась за разум и навивала на размышления. Что-то выхватывало его из реальности. Старика мучили доводы, чувства и воспоминания, которые сквашивались в капусту.
— Вансиан, — произнесла Ягада.
Столь невинная нотка в голосе уходила глубоко.
— Всё замечательно, милая? — перевел он внимание.
Дева угукнула. Вансиан выпрямился, когда заметил по глазам, что дарссеанка собралась с силами. Тут Ягада сиганула на ринг. Вансиан рявкнул на неё и потребовал, чтобы дева сначала всегда вставала в стойку. И теперь, когда они перешли на серьезные тренировки, старик явственнее испытал чужеродность поступков и уловил карающие искры де жав ю. Безумно неприятные искры.
2
Пропищал сигнал из эфира. Шлем поймал приказ владыки и продудел по столешнице. Не надев, советник уже знал вердикт сигнала. Он подхватил шлем под локоть, обогнул стол с левитроном. Варфоломей погладил сына, что задремал на кресле. Мальчик приоткрыл глаз.
— Идем, Яшкий. Доспишь в комнате, — пошептывал отец. — Мне нужно вернуться к повелителю.
Сначала сын простонал сонно, растянулся по креслу, и тут мальчик сщурился.
— Ты грустный? — заметил он спросонья. — Из-за повелителя?
Советник мягко улыбнулся.
— Нет, — ответил и поправил его локоны у языка рога. — Не хочу просто, чтобы ты кривил спину на кресле.
Сын усмехнулся, а Варфоломей пристыл. В очередной раз он ощущал гром, увидел молнии бед на хмурых облаках, в завесе несчастья, которые будто плывут следом. Это странствие чувств гнетет и никак не отпустит. Пусть теперь сын отлучен от матери, но пока не знает забот. Повелитель жив. Казалось бы, что все на своем месте. Но что-то неправильно. Возможно, именно это ожидание.
Они с сыном разминулись у тронного зала. Мальчик убежал ровно в тот коридор, куда надо спокойствию. Но все также тревожно. Варфоломей нацепил шлем, когда обернулся к тронной двери. Охрана его пропустила. И, пока Варфоломей вальяжно идёт к трону, голограмма мерцает на экране, а датчики шлема улавливают и записывают голоса. Промелькнуло два-три новых имени. Варфоломей склоняется у тронной лестницы.
— Повелитель, — приветствует он. — Вы чего-то хотите?