"Нет. Пока ты не способен на это" — возомнил он, но припомнил стоны Аниды о желтой молнии и вновь замешкался.
Растерянность, неопределенность и неуверенность в Иридии зависли над ним, начали витать над головой, покусывать. Арагонда думал о причастности сына, хотя помнил, будто видел, что тот всё такой же пушистый сострадающий альтруист. Повелитель окаменел. Казалось, он заплутал в лабиринте этих чувств. На секунду Иридия дрогнула мысль, что Арагонда сейчас придушит его, как внезапно повелитель швырнул сына на пол и покинул допросную.
В путах Иридия отправили обратно в камеру. Странным стало смотреть на то, что стража до сих пор ему кланяться. Наследник смотрел на охранников со смущением и снисхождением, потому не сопротивлялся и не проявил ни секунды упрямства. В камере Иридий встретился с Тиреем.
— Ну как? — спросил наследник и кашлянул, потер горло. Доспехи прошуршали.
Тирерий с безразличаем опрокинулся на стену и на выдохе расслабился.
— Посопел. Так сказать: устроил допрос с пристрастием, — шутканул он.
— А ты что? — всё так же не многословил наследник.
Громила услышал похрипывания наследника и утянул губу.
— Силился! — воскликнул Тирей. — Но всё же сказал, что предпочитаю здоровых дев, — продолжил юморить по интонации.
Наследник пораженно кашлянул.
— И? — протянул Иридий с ожиданием.
— Получил по щям, — выпалил тот так, будто ответ был предсказуем.
В камере прозвучал снисходительный вздох, потом Иридий уселся рядом.
— Что-то ты не выглядишь расстроенным, — заметил он.
— Это как получить автограф, — проязвил Тирей, поглаживая лицо.
Такой оптимизм позабавил Иридия, но не смял грусть. Наследник до сих пор ощущал, кто недавно сжимал горло.
Записи со стен замка ничего не показывают. Стража в замешательстве, а Арагонда в отчаянии сознаёт, что девочка растворилась как молния после раската, как Наида. Теория сына всплывает сама по себе, но Арагонда никак не мог принять её. И каждый день, когда повелитель гоняет стражу по лесу, поглядывая на Иридия через голограмму тронного зала, привычный скепсис напоминает, будто шепча: "Сколько не дашь, всегда будет мало". Он проносится в мозгу, как завет, сводит всю заботу к нулю: "И ведь правда. Ничего в этом мире не дашь, если внутри всё оскуднело. Что может столб предложить хрупкой девочке или больной женщине?"
И ночью, в быстром неспокойном сне после долгой бессоннице, ему приснилась Наида. Дарссеанка плакала, клюнув носом в подушку, а он утешал деву словами:
"Зачем метаться и оплакивать, когда можно перейти на другую цель".
А Наида всё горевала.
Сон отпустил его. Сердце бешено билось. С шеи стекал пот. Он ощутил безумную усталость, словно сейчас вовсе не спал. Зато в голове крепко держалась мысль: что важней — привязанность или цель?
Давило ощущение, нужно отбросить привязанность, как пустой балласт — будто Арагонда возуверил, что он никому ничего не должен. Порядок в душе — это все, чего желает он от других. Но порядок он строит сам. Потому должен сосредоточиться на зове. Если укрепил душу, значит, можешь идти дальше, к цели. Гибко. Так надо, чтобы держать тонус. Ведь душа, как мыщца, боль и страданье её укрепляют. Но тренировки нужно чередовать, следует учитывать нагрузку.
Повелитель вызвал советника в тронный зал, когда тот сидел в кабинете и не мог сосредоточиться на работе. Варфоломей беспокоился. Он начал сомневаться, что Арагонда сможет остыть, что сохранит трезвость ума. И понял, что, как всегда, недооценивал повелителя. В тот день советника обуял шок.
Как обычно, Арагонда сидел на троне. Они зашли. Иридий настоял на том, чтобы вместе с ним освободили Тирея. И повелитель выслушал его. В спокойствии. И согласился. Затем следом издал указ:
— Сегодня я упраздняю дипломатию, — заявил он.
Крики и возмущения Иридия витали по всему залу. Сын настаивал на мире, хотел напугать войной с огромными землями "Ордена", но безрассудство и спокойствие Арагонды оказались безграничными.
— Мне не нужен мир со сбродом, — ответил повелитель на пререкания.
От удивления Варфоломей громко икнул в фильтр, на что Арагонда с удовольствием оскалил зубы в шлеме.
— Тогда что мне делать! — рявкнул сын. — Выгонишь из замка?
— К чему мне растрачивать слуг. Иди, эм-м, в экономику, — безразлично ответил Арагонда. — Или подыщи другую должность в замке.