На голографической столешнице разбросаны стопки. Электронные бланки и листья стелятся в слоеный торт. Полочка у стола не вянет и не выпускает корни из ножки. На её твёрдых листьях валяются электронные стопки кривой лестницей, только верхняя принадлежит левитрону, который накручивает круги, как волчок.
Окно источает свет и рисует яркие шпалы. Слепит. Иногда глыба замка проплывает мимо и суёт в окно свою тень. Но её выпровожает широкая лужица на потолке, откуда изливается умный свет. Лужица плещет волнами, где на границе люминесцентные бусины надеты на проводку. И тень уходит.
В сумрак лампочки ярко желтые, как сейчас кресло, на котором снует Иридий сначала к стопкам, потом к спинке, затем вошкается и старается раскинуться удобней. Хотя доспехи на нём не теплятся, потому усидеться и вчитаться всё же легче.
Бусины гаснут, как только улавливают дневной свет. На миганье коротко глянул Варфоломей, затем глотнул из ободка и хлюпнул соком. Чашка пригревает пальцы и раз за разом скрывается за разбросанными бланками. Перчатки и шлем также припрятаны электронными стопками, пока доспехи ластят спину и ноги. Время привило дурную привычку не снимать ванадий с ног, даже в часы отдыха.
— А что ещё есть? — спросил Иридий и положил бланк на ближнюю стопку.
Как и Варфоломей, он также попивает свежий сока из плодов и мимолетно морщится от глотка, ибо напиток кисло бодрит и греет горло. Чашка трезвонит, когда становится на угол столешницы, следом кофейный столик рисует обручи у ножки.
— Большего не могу дать, — настоял советник сухо и сглотнул с чашки.
Наследник щурится, когда смотрит на него. В глаза бьют световые тропы, преломленные стеклом, будто бы советник сейчас стоит на лучах проектора, которые пускает линза из окна.
— Ясно, — произнес он улыбчиво, — та самая секретность.
Наследник прихватил новый бланк, стопочная лестница раздвинулась. Теперь Иридий вновь горбатится в кресле. В очередной раз наследник показался Варфоломею миловидным. Кожа глициново-нежная, звезды в глазах с зелёным блеском, молодой рог поднимался из густых каштановых волос, а одинокий взгляд не укрывает натуру.
— Ты не боишься гнева повелителя? — спросил Варфоломей гостя.
Вопрос нисколько не смутил наследника.
— Я беру совет у советника империи по инновациям и науке. С чего ты взял, что я иду против закона? Эх, Варфоломей, вечно боишься расстроить Арагонду, будто бы он всевидящий, а его указы — посмертный вердикт, — проговорил Иридий однотонно, со скепсисом. — Я заметил, что только наука придает тебе храбрости. Потому что никто никогда не спорит с мудреным арагонским мнением. Может, поэтому он выбрал именно тебя.
Хлебнув печали, Варфоломей склонил голову.
«Не совсем, но может быть что-то близкое к всевидящему», — ответил разум.
Всё же, когда сопение повелителя снова прокралось в мысли, нервозно дернулась нога. Варфоломей хотел сделать очередной глоток, чтобы кислый вкус растворил невзгоды и сомнения, но понял, что дно чашки опустело.
И вдруг некстати заявился повелитель. Варфоломей сразу же спрыгнул с кресла, приклонился и клюнул в стопку, а Иридий сделал вид, что его тут нет вовсе. Арагонда бросил на сына взгляд.
— Что читаешь? — спросил он грозно.
Уголок губы потянулся в усмешке и, не отрываясь от текста, Иридий ответил:
— Тебя такие темы не интересуют.
Внезапно он отвлекся и изобразил наигранное удивление:
— Или, всё же, ты прочитал мой список?
— Понятно, — произнес Арагонда грубо. На том разговор их закончился.
Экран шлема купался в свете от окна. Тогда Арагонда поманил советника рукой. Варфоломей покрылся мурашками, ощущая, как подсознание готовится к надзирательному тону повелителя. Однако Арагонда не стал даже спрашивать, почему тот помогает Иридию, хотя приказывал заниматься исключительно научными поисками.
— Как там прототип двигателя? — надавил повелитель и без слов отнял электронный лист у Иридия. Сын шепотом огрызнулся и разлегся на спинке кресла, недовольно озираясь.
Теперь устыженное лицо советника не мог спрятать свет.
— Мы немного, точнее, на сотую долю процента, исказили пространство у прототипа, — ответил Варфоломей, ибо не знал, что может сдвинуть ту мертвую точку, которая нависла в протоколах. Потом он вдруг понял, что сделал слишком поспешное и обнадеживающее заявление и добавил, — в симуляторах.
— Ох, вот как, — глумливо сказал Арагонда. — Но до этого, как понимаю, вы научились симулировать космос и гравитацию? Да-а, это прогресс.
— Но, позвольте, мы их и раньше симулировали. Я же говорил про двигатель и о пространстве вокруг него…
— Ой, прости, вы заставили симулированное пространство на миллиметр исказиться вокруг двигателя? Ну-у, хоть что-то!