«Сверхпроводник имеет собственное поле масс, потому не впускает в себя магнитное поле. И код этого поля привередлив к посредникам. Когда же Варфоломей поймет про обмен слабыми частицами?» — думал Арагонда, но как всегда ничего не объяснил. Он до сих пор ждал, когда Варфоломей догадается до сути идеи сам.
— Первая моя наработка напоминала песочные часы. Между двигателем и сверхпроводником есть будто пружина. Эта пружина — электромагнитное поле. Двигатель создает кругооборот не только хладагента, но и энергии.
Пока хладагент делает кругооборот, его масса меняется и создаёт энергию в двигателе. Например, часть энергии, направленной на ускорение тела, расходуется на увеличение массы тела, и парообразный газ переходит на другой край двигателя сквозь сверхпроводник, а там процесс изменяется. Все благодаря программе перемещения и преобразования массы, энергии. Всё благодаря высокочастотным фотонам. Недавно мне снилось то, как допоздна сижу и маюсь: " как вы всё-таки создаете бесконечный импульс?"
Все решили, что спутник и двигатель создают магнитную тягу. Пружина как бы толкает сверхпроводник. Толчок ели ощутим, но он постоянен, как неконтролируемое деление в ядерной реакции. Так двигатель создает иллюзия перемещения. Импульс, как пружина. Когда спутник переместился, двигатель притянулся. Потом вновь толчок. И пока пружина на стороже, спутник перемещается по космосу.
А ведь суть технологии — бред. Но кто бы подумал, что при правильной схеме и хитром программировании всё может сработать. Всё благодаря вам. Вы помогли мне. Никто тогда не думал, что массу топлива можно запрограммировать. Хотя, сейчас все думают, что принцип программы прост — тепло и холод, что вы используете лазерное нагревание и охлаждение в конденсате. Но тепло излучают особые фотоны, которые мы буквально выращиваем в лаборатории. Они как раз прыгают из атома к атому, распределяют электроны, иногда высокоэнергичные фотоны создают электрон вблизи ядра атома. И всё это вытворяет бесконечный толчок.
— И никто раньше не задумывался об обратной конденсации в космическом двигателе. Они только говорили про расходование массы при сгорании топлива. Этот корабль ты разработал лично. Потому я тебя заметил на первой встрече, на конференции, когда на стенде красовался прототип. Потому новый корабль будет состоять из 2 двигателей. Твой будет двигать, мой — сокращать расстояние.
Как вдруг Варфоломей понял, что до сих пор краснеет от лишь намека о вековой давности.
— Не напоминайте. Там, на конференции, я так глупо выглядел, так отвратно выступил, так неуверенно голословил, млел.
— Не стоит смущаться неопытности. Тогда ты создал прототип своего двигателя, прообраз передовых спутников, а теперь я хочу, чтобы ты поработал над моим настолько же воодушевлённо и тщательно. Я уже не могу дождаться момента, когда за окно глаза увидят нашу планету и необъятные глубины космоса. Мой сладкий момент…
2
С утра природа пролила графин молока. Пушистые губки собрали влагу со стола, когда хмурые тучи заволокли тусклое небо. Молоко это, словно выжитый сок алоэ, тянучи стекает каплей за каплей из облаков, стиснутых пальцами гравитации. Теперь тихо шуршащие деревья, увядающие цветы, синюшная трава и даже в море парные волны ловят голодным ртом жжёные горошины.
Туман витает всюду. Знобит леденящая стружка. По Варфоломею с час синхронно стучат нечистые капли, отчего сырость уже оседает в фильтре. Удар и их кратер разбрызгивает ванадий, траву, плоды на ветках, а стружка витает в бешеном холоде, как облако ядерного гриба. Парящие глыбы едва видны, а их белые усы и вовсе укрыты туманом. Даже замок сокрыт в молочной пенке, сквозь которую видит только электронная карта.
Из белой кутерьмы по магнитным шпалам приполз червь. Пар подпрыгнул, когда ареол лимузина будто вспорол слой тумана и пролевитировал над землей всего в полуметре. Сверхпроводниковый капот застыл под легким инеем. Стёкла машины запотели так сильно, что казалось, их затонировали двойным белым слоем. Капли дождя также стучали по стеклу, издыхая стружку. Отчего лимузин испускал тонну пара, словно на капоте припрятали лишнее вентиляционные решетки.
Первый, кто покинул машину, расправил плечи томительно и тяжко. Советник протопал. Сквозь пар Варфоломей разглядел рыцаря на две головы выше, в черной ванадиевой броне и с желтой молнией вдоль груди. Следом вылезли ноги в свежепринтовоной защите. Советник почтено склонился, когда узрел багровую печать на плечах, которая ничем не отличается от орнамента власти повелителя.
Иней и тонкий лед под ногами скрипнули. Наследник задержал дыхание и широко раскрыл глаза. Следом проскрипела некая ностальгия, потому как он несколько месяцев не видел родной замок, пусть даже сейчас стены и точёная пика укрыты белыми хлопьями. Иридий услышал стук капель по ванадию. Он напомнил стук на дождливых землях "Ордена", будто природа и там поёт те же песни. Отчего наследник с досадой вздохнул.
— С возвращением, молодой господин, — благоухал главный советник.
— Приветствую, Варф. И отбрось бесполезные почести, — вырвалось у Иридия. — Ты же знаешь, я не страдаю манией преклонения, как отец, — с усмешкой в голосе добавил.
Пальцы на ногах задубели, пока скользили по ванадиевому сапогу, хоть Иридий включить подогрев, потому как не так давно ступал по лужам и холодные жирные капли плеснулись сквозь стыки. Всё же Варфоломей пропустил наследника империи с почтенно опущенной головой, на что бугай с желтой молнией фыркнул с забавой.
— Доспехи застлал иней, что я смешался с туманом? — нескромно заголословил телохранитель. — Хоть привет скажи, Варфик!
— Не по статусу, — намекнул советник ядовито, — Тирерий.
— Что ж так? А я уж то понадеялся что это наше панибратство не по погодке, — гаркнул телохранитель, на что Варфоломей тсыкнул и обратился к наследнику.
Замок их принял. Охрана у входа склонилась. Пока Варфоломей вел Иридия, сетуя последние новости и события, Тирей молчком плелся в сторонке.
— Хм, хочу спросить, — с наигранной любезностью начал вдруг наследник, — а как наш высокородный всея империя поживает? — тут Иридий начал звенеть усмехаясь. — Все посапывает, когда смотрит на неутешительный протокол испытаний?
— Увы, — с сожалением вздыхает Варфоломей, плетясь за Иридием, подобно опозоренной тени: немощно, без энтузиазма. — Мы никак не способны разглядеть меньшие створки материи. Ещё более мизерная частица, их смеси — ничего этого боюсь нам не увидеть. Да, повелитель сопит в возмущении. Однако, что я могу сделать? Мысли Владыки — только предположения. И одним капризом их не подтвердить.
— Значит, ты скептичен. Эх, Арагонда, никого никогда не слушает и потому сносит нервы, — успокаивал друга Иридий, припоминая, как требователен, упрям и жесток повелитель. — Я уверен, что меньших размеров уже не достичь.
— Вот и я о том же, — взбудоражился вдруг советник. — Гравитон бы стал диковинкой, а тут повелитель сразил: «Еще меньше!» Как? Куда? Разве это целесообразно, когда идет война? Простите, но во время вашего отъезда я пытался вразумить повелителя. Мир или победа — вот два главных приоритета. Однако повелителя, будто совершенно ничего не заботит, кроме полетов в космос и ткани Вселенной. Это правильно, но не к месту, не по ситуации.
Когда Варфоломей произнес "война", легкая дрожь окатила Иридия. Наследник не смог утолить рвение биться и ринулся в поле, как только выпал шанс. И выжил. Но не только благодаря подготовке и жажде жить. Его оберегали храбрые войны империи. Те обычные солдаты, чьи капли крови засохла на первых доспехах. И теперь, когда заходит речь о мире с "Орденом" или войне, то яро припоминаются кровавые лужи, которые растекаются по черной земле из оторванных конечностей и раскроенных трупов.
— Я не пособник войны, — потвердел наследник, чей голос тут же заставлял Варфоломея уважительно сникнуть. — Потому что наша империя — это прежде всего её жители. Да, мы должны закончить войну. Хватит терять солдат. Нужно подумать о мире и благополучие, а наука и космос будут. Их преподнесут нам жители. Благодарные, сытые и здоровые. Но Арагонда, — Иридий вдруг промолчал, следом тсыкнул с возмущением. — Он всё твердит, что жизни не главнее, если есть души. Ну что за эзотерический бред? Иногда мне кажется, что все эти мысли — последствия старческого маразма.
Варфоломей прогудел, сдерживая смех. И тут же кашлянул в смущении.
— Простите за невежество, — виновато добавил советник. Иридий благосклонно опустил голову. — А вы уверены, что он настолько стар?