Не подними ветку дерева — она шебуршит. Не задень листья куста, только пригнись к стружке пара. Тень увидишь на свету, но во тьме её не встретишь. Всё это ветер шелестит. Он незаметен.
Видишь, тени изгибаются. У старых деревьев стух флуоресцент и теперь совы присаживаются. Хруст сучка и сердце рокочет, а зрачок ширится то ли от темени, то ли от удовольствия.
Идут тени, крадутся. Тусклый фонарь чиркает желтой ручкой. Следом мантия хлопает, а в руке щебечет плод. Ветер не трясёт кустом, спугнет.
Подбираешь новое пятно. Пусть фонарь тухнет в сторонке. Козырек, скамейка, забор. За забором тени боятся огня плодов.
Плачь и топот впереди. Желтая молния под тусклым фонарем. Теперь голос силится. Споры, кругом споры, и они громче шелеста. Воля шумней рвется к голосу.
На темени улитки вырисуешь антенну. Среди сотни, глаз не станет разборчив. Сегодня нет звезд, парковка в тусклом свете, а деревья за нею мнет ветер.
Антенна плывет вдоль улитки. Вместо волн окунают голоса.
— Тихо, — встрепенулся воздух.
Снова слышится только ветер. Тени неподвижны в свету, но в тусклых огнях парковку окружает маяк. На груди желтая молния. Воля рисует на ней красной пастой.
— Скажи же, почему? — шепчет дева.
Ребенок под рукой хнычет.
— Арагонда знает про Наиду, — говорит маяк, оглядывая парковку.
Её вздохи переполняют воздух.
— Это моя ошибка, моя же, — признаёт и прижимает ребенка.
Знойный ветер провыл. Губы трепещут, когда дарссеанка трясется от озноба. Желтая молния идет к ней, и тень у улитки пробегает.
— Кто здесь? — внезапно вскрикивает и оборачивается рыцарь.
Никого не видно. Перчатку тянет он к поясу. Ладонь обнимает рукоять, как вдруг тень отбегает и взлетает.
Молния нагнулась. По броне процарапана краска. В тусклом фонаре промелькнул силуэт, потом кусты издали легкий шорох. Ни лязга металла. Враг мелок, не страж, не нарядился в доспехи, а лишь накинул тенистый плащ.
Щелчок кнопки призвал магнитный клинок. Пятясь, Тирей представлял, где прячется тень. Мэйпс приживала малыша, оглядывалась и отходила к огням деревьев. Улыбаясь, воля смакует, как она морщит лицо, кривит губы и растерянно бегает глазами, вцепившись в ребенка. Мысль знобит:
— Да, бойся, прижми.
У куста парит стружка. Никто не крадется сквозь белый пар. Это ветер шелестит. Рукоять, как побег ветки, а рука — большой сук. Их скрывают шелесты. Но Тирей видит, как двигается рог.
— Беги! — кричит он, и Мэйпс дает дёру.
Дарссеанин прыгает в кусты и срывает ветки магнитным лезвием. Тень проносится в сторону. У голубой машины он видит накидку чернозёма и то, как чужая рукоять тянет зуб, вздыхая паром.
Тирей рокочет в фильтр. Перчатка стискивает рукоять, глаза высматривают пятно, которое крадется и будто таит во тьме. Фильтр шипит в усмешке — ночь не скроет зеленый контур.
Не смей кинуться — молния делает взмах. Концентрируйся. По дуге быстро плывет легкая стружка. Слышится ох во вздохе. Зеленной контур заметил, что тень проносится в сторону. Выдох усилия. Локоть лязгает, чужая рукоять верещит по ванадию, ныряя по руке, оскальзывается. Лезвие срезает рог, разрывают строй ванадия и царапает лицо. Молния стонет, яростно рычит и впивается. Скулит плечо.
Тирей нервно, в раскате боли и рвения, хапнул полурослика. Все стенания он сжимает в руку. И оттого, как враг слабо зиждится в лапе, Тирей с ухмылкой подавляет скрежет нервов. Концом рукояти он влепил по лицу. Враг визгнул. Металл лязгнул, будто картон, и на легком шлеме появилась впадина.
Мир наворачивал круги перед глазами. Сщурившись, в черном небе застывает взмах. Секунда и дуга близится. Безвольная рука тычет рукоять в бок. Молния пронзает, как раскаты в тот день, грохочущие в небе. Хватка слабеет. Нога бьёт по ране. Враг отбегает и растягивает дистанцию.
Теперь, рыча и сжимая рукоять, рыцарь застыл взглядом на тени. Вдруг налег выпад. В увороте дуга едва не касалась головы. Снова выпад, быстрый взмах, шипящий фильтр после уворота и выпад. За спиной начал виться легкий флуоресцентный свет. Тогда тень отпрыгнула и метнулась в лес. Тяжело дыша, Тирей сорвался преследовать. Сердце отца разрывала мысль, кто первым придёт к цели.
Этот шелест — звон колоколов. Под вечер загорается свет, а ветер качает висящую грушу. Тирей нёсся, трепыхал носом, млел ртом, как вдруг вдали понял, что нагоняет кого-то. Он чуть не задохнулся, когда увидел клинок из металла у горла. Мэйпс стонет. Клинок оставил на коже красную речку. На ткани сына бордовое пятно.
Младенец молчит. Необычно и пугающе. Всего минуты назад он яро плакал. Тут малыш хныкнул, трепыхнулся и прижался к маме. Слеза счастья поползла по лицу.