Иридий почти выговорился. Пыл начал остывать. Осуждение из его слов стихало. Арагонда сидит и оценивает сына, слова из пылающих уст, и в очередной раз припоминает разящую истину: "Свое эго ничто, когда нет других. Ведь всегда нужен некто, кого нужно сломить, обездолить, переубедить и уподобить однообразному — себе. Так теряется индивидуальность". Слова родились, когда Арагонда познал истинную суть эгоизма и сверхэгоизма. У двух одно правило — скопировать хотя бы часть души, уподобить себе. И идти другой дорогой бессмысленно, когда результат един.
Наконец сын выговорился. Прошла минута, как они сидели в тишине, будто желая перемолчать друг друга.
— Пытаешь безмолвием? — не удержал Иридий утомительную паузу.
— Зачем мне утруждаться пытками, когда достаточно напомнить о смерте Наиды? Не забывай, ты причастен.
Слова Арагонды стали катализатором памяти. Повелитель покинул допросную, Иридия отвели в камеру. Сидя в клетке, ему не хотелось вспоминать, вот только сердце не слушает разум.
За поворотом Иридий чуть не влетел в громилу. В нос ударил запах гари, который он до сих припоминал. Желтая молния на груди потускнела, краска на ванадии спеклась.
— Где Мэйпс? — раздраженно рявкнул он. — Хочу с ней поговорить сейчас же!
— Прости, Иридий, так случилось, — виновато ответил Тирей. — Я не нападал, только пытался поймать, как было оговорено.
— Ты о Наиде? О Аниде? — не думая, наезжал Иридий. Он схватил Тирея за плечо. — Скажи, куда вы их спрятали?
— Я, — начал Тирей, потом тревожно вздохнул, и продолжил. — Наида мертва.
Рука Иридия ослабла и спала с плеча громилы. Его хватил удар. Осознание неизбежности затянуло в тоску, в отчаяние, а мысли окунулись в беспамятство.
— Нас ударила молния, — продолжил Тирей. Иридий отвернулся, потирая губы и подбородок ванадиевой рукой. — Если бы не доспехи и программы отвода тока, то и я не смог бы выжить. Пока пытался очухаться, Анида, она сбежала. Теперь девочка в замке, а повелитель меня призывает в тронный зал.
Когда Тирей произнес слово “повелитель”, тело Иридия начало протяжно трястись. Арагонский сын даже не мог представить, как отреагирует отец на смерть Наиды, как он разгневается от того, что ребенок в полуночь бегает по лесу в эпоху молний и грома. Тогда Иридий подумал о девочке. О ребенке, чьей долей пришлось осознать смерть матери. О хрупком расточке, чей стебель был сломлен. Иридий внезапно набросился на Тирея и начал его злобно трясти.
— Вы вместе с Мэйпс представляете, что натворили! — кричал он. — Вы не только загубили две жизни, но и угробили двух матерей. Двух! Сколько жизней они смогли подарить империи? Вы просто загубили два слитка золота!
— Хватит Иридий, — вскрикнула Мэйпс.
Дарссеанка подбежала и отбросила сына от ошеломлённого Тирея. Иридий ударился о стену, примолк.
— Я настояла на том, чтобы похитили Наиду и Аделлу. Поэтому ори на меня!
— Зачем? — будто бы прошипел сын. — Я этого не приказывал.
— И что? Я судила логически и сделала выбор. Я видела, что Наида не доверяет повелителю, но увлекает его, как сочный десерт. Её можно было привлечь, заинтересовать. Такой золотой слиток прекрасен, если хочешь сломить или подавить Арагонду. А тебе не хватает духу воспользоваться…
— Глупость! — перебил её вскриком Иридий. — Ты забыла про самомнение повелителя. Ты забыла, как он любит интриги и игры разума. Наида и так больна, а с такими играми сильней бы пострадала!
А теперь, когда она мертва, что нам делать? Уповать на похищение?
Самок просто так не убьют. Любой вор спрячет золото. Все это знают. А если начнешь шантажировать, то он не покажет слабостей, начнет играть, но отвергнет твои правила и не пойдет на встречу. Он только взволнуется за ручных дев. Всего-то! Зато всегда будет уверен, что, пока заложники живы, то достанет их из-под земли. Но теперь девы мертвы. Если узнает, Арагонда будет в гневе!
Мейпс приподняла подбородок, изображая смелость, но Иридий видел, как её глаза испуганы, как губы и щеки подрагивают.
— Ой, мать, ты забыла повелителя в гневе, — добавил сын.
Мэйпс отбросила гордость во взгляде. Подошла.
— Прости, — молила она, погладив горячую щеку сына. Иридий отдернул голову. Недовольство во взгляде её пронзило. Мэйпс резко опустила руку, миловидно подняла брови, опечалила глаза и улыбнулась с болью. — Я просто хотела помочь. Хотела сделать что-то для тебя, дать что-нибудь, кроме жизни, чтобы ты стал счастливее.
— Поздно спохватилась, — протрубил он грубо. — Я сам возьму что нужно, как делал это раньше.
Иридий оттолкнул мать. Подошел к Тирею. Мэйпс пораженно упала на стену.
— Переоденься, — приказал сын владыки Тирею, ощущая паленый запах ванадия. — Мы пойдем в тронный зал. Но для начала ты расскажешь всё Варфоломею.
5