— Идемте, мадемуазель. Смотрите под ноги, ступеньки у нас крутые.
Смотреть под ноги? Я чувствовала, как схожу с ума! Пол будто менялся с потолком в бесконечной пляске. Вайхес остался в маленькой комнатушке, куда пригласил его комендант, а мы двинулись вдоль узкого коридора к винтовой лестнице, а потом — вниз, вниз, куда-то на подземные уровни. Здесь пахло сыростью и плесенью. С потолка то и дело капала вода, попадала на одежду. Вдруг тишину прорезал чей-то истошный крик. Я вздрогнула, но комендант миролюбиво усмехнулся:
— Да, вот так и работаем, мадемуазель. Никакого покоя.
Я опустила глаза. С каждым шагом адти становилось все тяжелее. Звук шагов по тюремным плитам казался инородным, чужим. Наконец, комендант остановился перед маленькой зарешеченной дверкой. Сначала заглянул внутрь через окошко, затем открыл тройной засов и отпер замки.
— Входите, — сказал мне. — У вас четверть часа, не больше. И то, скажите спасибо его милости.
— Благодарю, — пробормотала я и шагнула в камеру. Здесь царил жуткий запах. Откуда-то тянуло испражнениями. Вонь смешивалась с сыростью, и к этому амбре примешивался едва уловимый запах крови и пота. Анри я поначалу не увидела — светильник был слишком тусклым. Но вдруг у противоположной стены кто-то зашевелился.
— Полина?
Этот голос я узнала бы из миллиона!
— Анри! — вскрикнула, не помня себя, и бросилась к нему. Да, это был он, мой Анри, судья не солгал.
— Полли, что ты здесь делаешь? — Анри не верил своим глазам, а я старалась не смотреть на его жуткую одежду, едва зажившие раны на теле. Только прижалась к нему и затихла, впитывая знакомое тепло.
— Я сплю? — спросил он.
— Нет, нет. — Я подняла голову. — Один из друзей отца… помог устроить эту встречу.
Лгать становилось все проще. Но сейчас это было необходимо, и я мысленно просила прощения за все, что натворила. Я не имела права находиться рядом с ним. Не после того, как отдалась чужому мужчине. Только глупое сердце все равно пело и тянулось к тому, кого я любила.
— Анри, — прикасалась к щекам, заросшим щетиной. — Милый мой, любимый, хороший.
Целовала упрямые губы, щеки, лоб. Думала, что задохнусь от счастья.
— Это так необдуманно, Полли, — выговаривал он.
— Да, да, знаю, — шептала в ответ и продолжала целовать, обнимать, впитывать каждое прикосновение. И Анри целовал меня в ответ. Его сухие губы пылали, я чувствовала идущий от него жар. Ничего, скоро все останется позади. Мы выберемся.
— Полли…
Он первым нашел в себе силы отстраниться. Да, нам надо было поговорить, потому что другого случая до нового слушания уже не будет.
— Как ты? — спрашивала я.
— Хорошо.
Ложь, еще одна ложь, теперь уже с его стороны. Но чего я ожидала?
— Я так хотел тебя видеть.
— Я тоже, — сжала его руки. — Все будет хорошо, Анри. Я ни за что не сдамся!
— Не надо, Полли. Будь осторожна, не вмешивайся в это.
— Я уже вмешалась.
Анри качал головой и смотрел на меня, как в последний раз. А мне хотелось плакать и смеяться одновременно. Все дурное забылось, пока он находился рядом.
— Люблю тебя, — прошептала самое главное.
— И я тебя, Полли.
— Кто это сделал, Анри? Кому понадобилось, чтобы ты очутился в тюрьме?