— Такую сказку испортила, — вздохнул Кощей и, щелкнув пальцами, растворился туманом.
Проснулся Бессмертный. Сновидение колдуна тотчас задрожало, словно через пламя костра жаром поплыло. Меня потянуло прочь, да только проснуться не смогла. Прав Кощей — крутое зелье получилось. Оказавшись в кромешной тьме, в пустоте. Ничего не видела, не чувствовала тверди под ногами. Ужас охватил сердце — только удары и слыхать…
Глава 5
Время растянулось, что смола по дереву. Сколько болталась в темноте — не знаю, но словно вечность прошла. Так и умом тронуться можно.
Когда, наконец, веки разомкнула, поняла — не у Потапа в пещере. Спину согревало приятное тепло — на печи лежала, укрытая теплым покрывалом, в рубахе не своей.
Осмотрелась. Избушка в одну горницу, два окна. В печке трещал огонь. Пахло терпко травами пряными. Из обстановки: пара лавок, стол, а сундуков-то — не счесть. Утвари кухонной по полкам, что у трех хозяек, прялка в углу платком прикрыта. Сколько веревок с сушеными штучками! Стен не видать, и под потолком через всю избу тянулись, еще и гроздьями свисали: рябина, грибы, травки… Ой! Мыши летучие — тоже сухие. Меж ними обереги соломенные, из ниток куколки.
Принюхалась хорошенько. Так и есть — не ошиблась. В воздухе, кроме пряного аромата трав, витал запах серьезного колдовства. Моя домовая ворожба не пахнет почти, а вот серьезные чудеса оставляют стойкий дух. Ни с чем не спутаешь, любая ведьма учует.
Поднявшись, ощутила легкую слабость, но здоровье, вроде, в порядке. Хворь больше не крутила ни желудок, ни голову. Опустившись на пол, принялась искать свою одежу, но, кроме сапог, так ничего и не нашла. Занятая поисками, не сразу углядела — за окном-то белым бело, на стекле изморозь. Это сколько же я спала?! Тетушка там с ума сходит — беспокоится.
На улице ни города, ни села, и природа незнакомая. В оба окна заглядывали сосны да ели. Растопырив заснеженные лапы, деревья гордо отправляли стволы в небо. Лес вековой, старинный. Солнце терялось в хвойных кронах, свет еле-еле струился сквозь узкие расщелины. То ли день за окном, то ли вечер — леший разберет.
Как назло, хозяин избы домой не торопился. Я уж все глаза проглядела, чего только не увидала. Ладно, мимо дома зайцы скакали, никого не боясь, так ведь и волки ходили — жуть одна. Двора не видать, даже плетня нет. А изба то и дело покачивалась, словно с ноги на ногу переминаясь.
Растеряв терпение, натянула сапоги и распахнула дверь. В лицо ударил морозный ветер, принеся с собой колючую снежную пыль. Тело под тонкой рубахой обожгло зимней прохладой. Продышавшись от сильного рывка воздуха, глянула под ноги. Крыльцо избушки уходило вниз, а последняя ступенька над землей нависла, не касаясь.
Глянула под крыльцо и обомлела — две ноги… когтистые… курьи! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто хозяин избы.
Лиха на помине — баба Яга вышла из леса и, прихрамывая, зашагала к дому. Чудная старушка — ею детей Рускальских пугают, чтобы не озорничали. Мне тетушка с малых лет объяснила — переврали люди все, что о Яге известно. Ведьму древнюю представили злобной старухой, готовой кости добрых молодцев глодать. Кому надо брехать — не ведомо, но лиха беда начало, дальше ложь как по маслу заскользила.
Внешне бабуля далеко не простой трухлявый пенек. Ростом низенькая, еще и горб вниз тянет. Сама костлявая, кости кожей обтянуты, лицом морщинистая. А нос-то! Батюшки… что коряга кривая. На голове платок ушастым узлом на маковке — совсем как у тетушки моей. Одежа — тряпье, лохмотьями свисает.
Замерев, глядела, как Яга к избушке ковыляет. Знаю — вранье о ней по Рускале ходит, все одно страшно — сильны людские сплетни.
— Проснулась, дочка, — тяжело дыша, она утерла потрепанным рукавом лоб.
Ведьма добралась до крыльца и, поманив избу пальцем, скомандовала ей присесть. Курьи ножки послушно склонили дом, ступеньки коснулись снега.
— Здравствуй, бабушка.
Ни скрипучий голос Яги, ни ее тяжелый взгляд из-под лохматых седых бровей на удивление страх не внушали. От таких людей за версту веет мудростью и покоем.
— Стоит, дверь настежь! — неожиданно ведьма перешла на сердитый тон, плюхнув наземь корзину с пихтовыми ветками. — Выстудишь избу-то!
Размахивая худыми руками с округлыми суставами, она загнала меня внутрь и с ворчанием хлопнула скрипучей дверью.
— Бабушка Яга! Как я здесь очутилась? Где моя сумка? — вопросы лились потоком.
— Разошлась, гляди, — старушка чуть улыбнулась краешком оттопыренных губ.
— Не серчай, миленькая, мне домой надо. Сколько я спала-то? Зима на дворе. Тетушка, поди, с ума сходит в неведении. Еще и книжку колдовскую потеряла, кажется…
— Охолони, говорю! — уже без улыбки заявила ведьма. — Присядь за стол и обожди, пока трав заварю. Долго толковать придется.
Пришлось послушаться. По одному виду старухи становилось ясно — спорить не стоит. Молча наблюдала, как ведьма, несмотря на хромоту, ловко сновала по горнице. Она доставала травы, мешочки с сухими листьями: крючковатые пальцы мяли, растирали все в порошок. Залив кипятком сбор в кувшине, Яга поставила на стол пару деревянных кружек и уселась напротив.
— Вот что, дочка, — немного обождав, начала она, — разговор непростым будет. Не вздумай выкинуть чего, спокойно слушай… — Убедившись, что поняла ее просьбу, старушка плеснула в кружки еще плохо заваренные травы и тяжело вздохнула: — По лету принес тебя Потап — он знакомый мой старинный. Сказал, мол, нахлебалась какой-то дряни и уснула сном мертвецким. Сердце еле колыхалось, не дышала. Пришлось над тобой поколдовать знатно. Честно скажу — думала, нет надежи, а ты девка бойкая оказалась, к осени вздохнула, а к началу зимы сердце биться гулко начало.
— Чуть не померла по собственной глупости, — пальцы ходили по теплой кружке, но покрывались мерзкой прохладой изнутри.
— Так, стало быть, — кивнула Яга. — Теперича о селе твоем... — она вдруг резко помрачнела. — Сожгли его начисто, доченька...
В груди заклокотало ледяное волнение, растекшись по телу, дало в голову хмельным медом. Что Яга говорит?! Видя, что я и слова вымолвить не в силах, ведьма продолжила: