Толпа взорвалась криками. Дан поднял руку и голоса смолкли.
— Наша цель — не насилие, а справедливость! — выкрикнул Дан. — И если вина этих людей, стоящих на помосте, не будет доказана, мы отпустим их с миром! Мы признаем их частью великого и справедливого мира Рацио. Для этого и существует экспертиза! Честная и неподкупная, — он щелкнул пальцами, и один из дисциплинаторов вытянул вперед руки с золотым ларцом.
Дан откинул крышку и достал оттуда яблоко. Красное, спелое и ароматное. Я здесь таких ни разу не видела. Дан подошел к Эрику. Так как Эрик стоял рядом со мной, то Дан оказался совсем близко. Он бросил на меня презрительный взгляд и едва слышно шепнул:
— Я обещал поджарить тебя, ведьма! Я сдержал слово!
Он ждет от меня истерики, слез и раскаяния. Знаю. Чувствую. Нет, я ему не доставлю такого удовольствия! Пусть Эмма и остальные пресмыкаются перед ним. Страх вдруг отступил и во мне поднялась волна залихватской хулиганской злости. Всё вот-вот закончится! Генрих уже не поможет. И вообще никто не поможет. Но напоследок я повеселюсь.
Я улыбнулась и тихо прошептала:
— А пошел ты, Дан, к черту! Все равно ты сдохнешь. Не сегодня — так завтра. Но мне на тебя плевать! Я тебя не боюсь! Посмотри вниз! — опустив руку, я показала средний палец.
Дан вспыхнул, задохнулся и прошипел:
— Я лично буду подбрасывать мокрые ветки в твой костер! Чтобы ты горела подольше!
— Это вместо своего поганого стручка, который ты в меня так и не засунул? — осведомилась я.
Он покраснел от гнева, красные пятна расплылись по его лицу. Кулак крепко сжался. Рука почти взметнулась вверх, чтобы ударить меня, но в последний миг он вспомнил, что на него смотрят тысячи глаз, и совладал с яростью. Губы искривила злая усмешка.
— Давай! Продолжай! И я случайно сброшу тебя с помоста. Прямо в возбужденную толпу! И дам приказ своим людям не спешить тебе на помощь. И до того, как тебя сожгут, тебя так отдерут за эти несколько минут, что ты пожалеешь, что я так и не попробовал твою сладкую попку.
— Заткнись, Дан! — прошипел Эрик. — Иначе ты не доживешь до нашей казни. Клянусь богом, я тебе зубами вырву горло! И во всем мире не найдется силы, способной оторвать меня от тебя!
— Спасибо за верность, брат! — усмехнулся Дан.
— Плачу той же монетой, что и ты, — Эрик до белизны сжал в кулаки пальцы рук, стянутые веревками.
— А вот здесь ты и ошибся! — улыбнулся Дан. — Тебе со мной никогда не расплатиться за спасение.
— Что? — воскликнул Эрик.
Дан повернулся к нему спиной, а лицом к толпе, и, вскинув руку с яблоком, закричал:
— Это яблоко с Древа Познания добра и зла, что растет в нашей Оранжерее. Именно от этого самого плода праматерь Ева дала Адаму вкусить истину. И с тех пор только дети Адама и Евы различают добро и зло, а демоны — лилины нет. Ибо Лилит не подошла к Древу Познания. И не сорвала плод его. И то, что Бог подарил миру Рацио это Древо уже говорит о том, что наш мир был создан им как образец благочестия. В руках праведных детей Адама и Евы плод останется целым и румяным. В руках лилинов он почернеет и рассыплется в труху, ибо не ведают они разницы между добром и злом.
Дан подошел к Эрику и громко сказал:
— Сложно винить тебя, брат, за грехопадение. Ибо так сладки речи и объятья демониц, что трудно устоять перед ними. Но душа твоя светла. Я верую в это! И также верую, что господь не допустит несправедливости и сотворит чудо, — он возвысил голос, и толпа благовейно качнулась, повторяя за ним:
— Наместник Покоя верует!
— Чудо!
— Сейчас случится чудо!
Дан протянул Эрику яблоко, и вдруг… быстро и незаметно спрятал его в рукав, бросив в специальный кармашек, пришитый изнутри к рукаву плаща. Повернул руку ладонью вверх, и я с изумлением увидела, что в его руку скользнуло из рукава другое яблоко. Такое же румяное и красное. Оно было привязано к рукаву прозрачными резинками. И Дан, едва взмахнув кистью, оборвал их. Если бы я не стояла вплотную к нему, то в жизни не заметила бы подмены.
— Что ты делаешь? — растерянно спросил Эрик.
— Спасаю тебя, идиота малолетнего! — прошептал Дан. — Возьми это яблоко. Оно из воска. Ну же! Живей!
Я едва удержалась, чтобы не закричать от радости. До меня дошел замысел Дана. Ведь они с Эриком оба лилины. Как и все те дисциплинаторы, что управляют Орденом. Если они возьмут в руки настоящее яблоко, которым Ева накормила Адама, то оно почернеет в их руках. А воск — он есть воск! Эрик будет спасен. Я умру спокойно, зная, что мой мужчина будет жить. Значит, у железного Дана все же есть одна слабость: брат. Непонятно, чего здесь больше: искренней любви к Эрику или страха потерять того, кто всегда был предан, как пес? Неужели Дан рассчитывает на то, что Эрик со временем позабудет меня и всё, что случилось, и снова превратится в молчаливую и покорную тень старшего брата? Разве можно такое простить? Вряд ли Дан надеется, что можно. Значит, он просто искренне любит Эрика. Пусть по-своему, извращенно, как всё, что он делает. Но любит. Зов крови невозможно побороть. Лилин ты или человек — кровь не водица.
— Нет! — выдохнул Эрик, подался назад и уперся спиной в столб.
— Да! — Дан схватил его за руку, силой вложил в ладонь яблоко и поднял его руку вверх, торжествующе воскликнув: