Плача, я встала, и, держась за стены, медленно побрела в ванную. Дан жадно глядел меня, едва ли не облизываясь. Мерзкая улыбочка блуждала по его довольной физиономии. Сердце замерло, когда я проходила мимо него. А вдруг он меня сейчас схватит? Мало ли что может стукнуть в его больную башку?
— Ну что, ты доволен? — хрипло спросил его Эрик, застегивая брюки.
— Более чем! — хмыкнул Дан. — Ведьма так верещала под тобой, что я сам чуть не кончил.
— А теперь слушай меня внимательно, — Эрик подошел к нему вплотную с таким лицом, что Дан машинально попятился. — Еще раз усомнишься в моей преданности делу, и ты мне больше не брат, понял? Я тебе не зеленый юнец, чтобы мне экзамены устраивать.
— Да ладно тебе! — миролюбиво заметил Дан, хлопнув Эрика по плечу. — Ты еще и удовольствие получил. Другие мечтают о таких вот экзаменах в свежей и тугой попке, — он загоготал.
— Я сказал, ты услышал, — нахмурился Эрик и резко дернул плечом, сбрасывая его руку. — А ты чего замерла, ведьма? В ванную иди, я сказал! Живо! — добавил он, обратившись ко мне.
Я шмыгнула в ванную, захлопнула дверь, отвернула кран и съежилась на холодном мраморном полу. Сердце выскакивало из груди, но радоваться я боялась. Почему — то мне казалось, что Дан ни на минуту не поверил в тот спектакль, который мы разыграли перед ним. Умом я понимала, что Эрик все исполнил безупречно. И сама старалась, как могла. Но интуиция подсказывала, что этот мерзкий изврат просто поддержал нашу игру. Зачем — не знаю. От него можно ожидать любого подвоха. Или я слишком напугана, или моя эмпатическая натура улавливает не только сексуальный фантазии Лилит, но и эмоции окружающих, что вполне закономерно. Тогда почему Дан изобразил, что верит Эрику? В чем здесь подвох?
— Алика, поторопись, мы ждем! — Эрик стукнул кулаком в дверь.
Не знаю, чем это закончится, знаю только, что чувство благодарности к Эрику буквально захлестнуло меня горячей волной. Ведь он меня сейчас спас, фактически, ценой своей жизни. Ему было бы проще просто изнасиловать меня. Жестко трахнуть, чтобы отвести от себя малейшие подозрения. Но он предпочел рискнуть. И в этом заключается страшный парадокс: он меня похитил и привел в этот мир, он же меня и спасает. Мучитель, палач и спаситель одновременно. Как такое может быть?
Но самое страшное, что ни к одному мужчине я никогда не испытывала таких ярких и смешанных чувств. И такого желания быть с ним. Наверное, в глубине души я — извращенка. Мне нравится его стройное, сильное, накачанное тело с железными мышцами, что перекатываются под кожей. Его руки, которым мне впервые в жизни вдруг захотелось подчиняться. Если бы мы встретились при других обстоятельствах, то я бы нежилась в этих руках, чувствуя их силу.
Мне всегда казалось что у меня нет этой извечной женской тяги к сильным мужским рукам. Теперь понимаю: мне просто не встречались по — настоящему сильные мужчины. Сухопарые и жилистые мужчины, словно сделанные из стальных канатов, с такими восхитительно узкими бедрами и широкой накачанной грудью. И с огромным членом.
Я вообще не знала, что такие бывают. А ещё под кожей его живота бугрится змей. Я слышала, как он шевелится там, внутри, когда Эрик играл этот спектакль. Ощущала, как змей хочет вырваться и обвиться вокруг моего тела. Чувствовала, как осторожно и бережно руки Эрика держат меня. Как дрожат мышцы. Слышала его прерывистое его дыхание. Видела его глаза. Они пожирали меня взглядом, в котором больше не осталось холода и равнодушия арктического волка. В них была какая-то отчаянная решимость защитить меня во чтобы то ни стало. И одновременно в глубине зрачков притаились жалость и боль. Мне даже показалось, что в его глазах блеснули слезы.
В этот раз в машине по дороге на аукцион я не стала отказываться от выпивки, когда Генрих от щедрот душевных предложил мне коньяка. Наоборот, меня так трясло от всего пережитого, что я приняла из его рук бокал, махнула залпом и даже не почувствовала вкуса.
— Вот это да! — присвистнул Генрих и рассмеялся, когда я закашлялась, зажав рот рукой. — Кажется, она сегодня впервые в жизни пьет залпом столетний коньяк.
— У нее сегодня не только это впервые в жизни, — осклабился в мерзкой ухмылке Дан.
— А это уже интересно! Можно подробности? — с неприкрытым любопытством осведомился Генрих.
— Хватит, Дан! Мы договаривались, — вмешался в разговор Эрик, буравя брата злым взглядом.
Дан примирительно поднял руки вверх и молча уставился в окно.
Едва зайдя в клуб, я принялась искать взглядом Жанну. Но ее нигде не было. Нужно потянуть время. Мне необходимо ее увидеть, рассказать ей про подарок Эммы — дракона, благодаря которому у нас теперь будет хоть какая — то связь. Выработать план побега, наконец.
— Можно мне еще выпить? — тихо спросила я у Эрика, который шел рядом, придерживая меня за локоть.
— Нет, — ответил он. — Участники аукциона уже собрались и ждут. — Кроме того, алкоголь в больших дозах мешает концентрации. А ты пить не привыкла.
Подвал, в котором проводился аукцион, встретил меня удушливым чадом факелов. В них явно добавляли какое — то ароматическое масло. От него кружилась голова и першило в горле. Отблески пламени играли на алых плащах и белых полумасках, закрывающих лица дисциплинаторов. Играла та самая странная музыка. Мощные мужские голоса тщательно выводили торжественно — тревожную мелодию, очень похожую на песнопения григорианских монахов. Посреди подвала, рядом со статуей обнаженного мужчины с мертвым змеем, обвившимся вокруг члена, стоял столик с книгой "Коль с Фаустом тебе не повезло". Эрик одел на меня маску.
Я взяла ее в руки и книга снова раскрылась на странице с прозрачным, словно хрустальным деревом, усеянном ослепительно— белыми гроздьями винограда. Как и в первый раз, страницы вдруг начали перелистываться с бешеной скоростью и остановились на картинке, изображающей чудесный парк.
Маска впилась в мое лицо тысячами иголочек. Я вскрикнула, и в этот миг часть стены подвала исчезла. Мужской хор замолчал. В темное помещение хлынул яркий солнечный свет и откуда — то зазвучала дивная музыка. Моему изумлению не было предела, потому что это была самая моя любимая классическая мелодия Баха "Ария воздуха на струне соль". Я вдруг оказалась на зеленой лужайке, залитой золотистым солнечным светом.
В глаза ударило буйство красок. Великолепные цветы росли на лужайке вокруг веревочных качелей, натянутых между двумя деревьями. В отдалении, возле кустов сирени играл оркестр. Все музыканты, и мужчины, и женщины были полностью голыми.
А в той части подвала, которая осталась за моей спиной, дисциплинаторы бросали на аукцион состояние: дома, машины, бриллианты чистой воды, поместья. Дан охрип, принимая ставки, которые всё росли. Выиграл аукцион дисциплинатор со шрамом в половину лица, поставивший на лот целую провинцию мира Рацио, наместником которой он являлся. Он подбежал ко мне, обнял двумя руками, и… подвал исчез за кустами роз.
Я больше не была Аликой. Мое сознание вселилось в тело Лилит. Я обернулась. Там, за яркими бутонами розового куста, жадно смотрели на меня из подвала мужчины в алых плащах, которые не выиграли этот лот. Сильные руки победителя аукциона подхватили меня и повернули к себе. Меня окутала музыка, сочившаяся негой солнечного полдня…
Лилит — Мать Оргазмов
Эта мелодия Баха всегда возбуждала меня. Ее неспешное течение, ее медленное страстное томление заставляло мое тело дрожать. И хотя она называется "Ария воздуха на струне соль", я всегда называла ее "На воздушных качелях". Из нее струился жаркий средиземноморский полдень, когда все замирает в ленивой истоме. Когда кровь едва струится по жилам. Лишь лениво качаются на ветру веревочные качели, на которых я сижу. Откуда-то вдруг появляется легкий морской бриз, который приятно обдувает мое тело без нижнего белья.
Никогда не ношу белье. Люблю прикосновения одежды к голому телу. Люблю внезапно прижиматься к мужчинам в людных местах, давая им почувствовать, что я без трусиков. Обожаю их глаза в тот миг, когда они, например, сидят в кафе, занятые своими мыслями, положив руки на стол. И вдруг я прохожу мимо, слегка задеваю бедром столик, спотыкаюсь, сажусь на эту мужскую руку и сильно сжимаю ее мышцами лона. И в тот момент, когда их пальцы мимолетно прикасаются к моему всегда влажному лону, глаза мужчин вспыхивают искрой похоти. А член моментально становится дыбом.