— Тише, любимая, тише, моя сладость, — прошептал Генрих, ещё крепче сжимая её в объятиях. — Все прошло, я здесь, уже ничего не болит!
— Ты не понимаешь! — горячечно зашептала Эмма. — Я слышала, как он её трахает. Как рычит, кончая. Слышала стоны этой шлюхи! Боже мой, разве можно так с живым человеком? Разве этого хочет бог?
— Нет, любимая, нет! — Генрих схватил её за руки и осыпал их поцелуями. — Не хочет. Это все ложь! А правда в том, что я люблю тебя! И если ты будешь со мной, ни одна слезинка больше не родится в твоих глазах! Ты будешь самой счастливой на свете! Обещаю!
— Ты же знаешь, что я не могу! Ты хороший, Генрих, ты чудесный, но я люблю своего мужа! Господи, что же мне делать?
Генрих встал, взял со стола пустой бокал, прошёл в ванную, открыл кран и наполнил стакан водой доверху. Вода забвения — это то, что ей сейчас нужно. Он посмотрел в зеркало. Почему жизнь так несправедлива? Ведь он бы никогда не обидел Эмму. С ним она была бы счастлива. Он готов на руках носить эту женщину, пылинки сдувать. Любить её детей, как своих, потому что они — часть её прекрасного тела, которое сводит его с ума. Ради неё рискует собой и готов разрушить весь этот лживый мир, эту фальшивую идеологию. Разрушить, чтобы любить наотмашь, дышать полной грудью, жить, как хочется. А она, Эмма, любит этого ублюдка Дана.
Генрих ударил кулаком в стену, выложенную белой мраморной плиткой. Разбил в кровь костяшки пальцев. Физическая боль немного притупила душевную. Он ударил ещё раз, и ещё, и ещё! Можно изменить мир, религию, идеологию и власть. Но нельзя изменить женскую природу! И понять тоже нельзя. Почему женщины так любят сильную руку, которая их душит и наказывает? Что это? Вековые инстинкты, прикрытые тоненькой прослойкой цивилизации? Божий замысел? Ошибка природы? Чтобы это ни было и как бы не называлось, он, Генрих вырвет любимую женщину из лап этого сумасшедшего палача Дана.
Он слишком устал от лжи, которая, словно ржавчина, разъела все вокруг. Хочется ярких красок, хочется смеяться и плакать от души, и, главное, любить, не таясь. Генрих открыл кран и подставил разбитую руку под струю прохладной воды. Кровь тоненькой струйкой стекла в раковину. Все пройдет! Все скоро закончится! Мощная свежая волна революции, как цунами пронесется по Рацию и разнесет в щепки затхлый режим Ордена. Нужно разрушить этот стерильный склеп хотя бы ради Эммы. И, может быть, если у неё впервые в жизни появится возможность выбирать, то она выберет его, Генриха?
Алика
Я зашла в свою комнату и бросилась на кровать. Меня душили слезы. Во мне словно боролись два человека: один разумный и осторожный говорил, что нужно держаться. Особенно это важно сейчас, когда я нашла Жанну. Другой готов был сжечь все мосты. Схватить нож, вонзить в горло Дану, провернуть его два раза, а там — будь что будет!
Дверь тихо скрипнула, отворяясь. В комнату вошел Эрик. Он положил на кровать прозрачное платье, сплетенное из серебряных бусин, и белый плащ дисциплинатора.
— Переодевайся, нужно ехать на аукцион, — он отошел к окну и повернулся спиной.
Как же все-таки хорошо, что он не стал одевать меня, как в прошлый раз! Глотая слезы, я сняла свой белый монашеский наряд и накинула серебристую паутину. Белья к ней не прилагалось. Фактически, я была голой. Платье из блестящих бусин не только ничего не скрывало, но еще и подчеркивало всё, что только можно. Учитывая, что в клубе мне придется снять плащ, я буду расхаживать обнаженной перед толпой разгорячённых алкоголем и музыкой мужиков. Нужно хотя бы сейчас накрыться плащом. Но едва я протянула к нему руку, как в комнату стремительно ворвался Дан. Он подбежал ко мне, схватил за волосы и рывком опустил на колени. Я вскрикнула от боли.
— Выйди, Эрик! — властно сказал Дан. — Я хочу, чтобы она мне отсосала.
— Что ты творишь? — гневно закричал Эрик и бросился к нему.
Вся его холодность в миг исчезла. Он сжал кулаки и тяжело дыша остановился перед Даном.
— У тебя полный клуб отменных шлюх и Жанна. И ты перед аукционом доводишь эмпатку до истерики и тем самым, фактически, срываешь аукцион? Мне так сложно было ее найти! Змей лилинов настолько остро нуждается в удовлетворении, что вся безопасность и секретность нашего существования поставлены под угрозу. Лилинам нужен секс с Лилит, чтобы сохранять спокойствие и не обнаруживать себя, и ты это знаешь не хуже меня! Но ради минутной прихоти готов перечеркнуть все мои усилия и рискнуть нашей безопасностью и тайной, которую мы умудрялись сохранять веками? Да что с тобой не так, брат?
— Брат! Вот именно! Как хорошо, что ты это вспомнил! — Дан выпустил меня и схватил Эрика за затылок.
Прижавшись лбом к его лбу, он прошептал:
— Я знаю, что ты мне лжешь. Мне! Своему единокровному брату! Врешь ради женщины, ради ведьмы! Как ты мог, брат? Как ты мог? — он оттолкнул его так сильно, что Эрик едва не упал, и отошел к окну.
Повернувшись спиной, Дан засунул руки в карманы, нервно поежился и глухо произнес:
— Ты запал на эту ведьмовскую сучку, потому что чересчур много времени провел в мире хаоса. Я давно понял, что ты хочешь сбежать с Аликой. Слишком хорошо знаю своего младшего брата. Ты, Эрик, последний романтик среди дисциплинаторов, и всегда таким был.
— Я главный палач и охотник Ордена. Какая в пекло романтика, Дан?
— Ты притаскиваешь сюда ведьм, — Дан подошел к Эрику вплотную и понизил голос, — но втайне мечтаешь об одной. И причиняя ведьмам боль, плачешь вместе с ними. Ты, действительно, думаешь, что я не знаю, что происходит в комнате для допросов? В этом доме нет запертых дверей, брат. Ты жалеешь этих ведьм, ты слишком к ним привык. Яд мира хаоса давно отравил твою душу. Чувства, эмоции, музыка, кино. В своей комнате ты прячешь музыкальный центр и наушники, чтобы слушать печальные чувственные блюзы. Рыдающий саксофон, гитару, скрипку. Видишь? Я знаю, как называются эти инструменты. Я тоже бывал в мире хаоса.
Я ждала. Что Эрик будет отпираться и оправдываться, но он молчал, опустив голову. Дан сел на кровать и вдруг улыбнулся.
9 глава
Дан похлопал по одеялу, приглашая Эрика расположиться рядом, и тот сел на кровать.
— А помнишь, брат, — мягко сказал Дан, — когда мы были маленькие, ты нашел чудом выжившую цветную яркую бабочку, которая, видимо, случайно попала сюда из другого мира через портал? Наши бабочки все белые, а эта… она была такая радужная. Как маленькое чудо.
— С желтыми горошинами на фиолетовых крыльях, — прошептал Эрик.
— Да, — продолжал улыбаться Дан. — И ты тогда тихо спрятал эту бабочку, и когда отец ее нашел и заставил раздавить, то ты ее давил и плакал. Помнишь?
Эрик молча кивнул.