Дан схватил Жанну за горло, сжимая его так сильно, чтобы возбуждение уступило место страху и боли. Расчёт был точным и многократно выверенным. Жанна захрипела и волна ее возбуждения схлынула под воздействием удушья. Зато Дан впал в неистовство, услышав хрип девушки. Он зарычал, вбивая в неё член, в последний миг вытащил его, и кончил на корни дерева. В этот же миг ему под ноги упала огромная, размером с арбуз, виноградная гроздь такого ослепительно белого цвета, которого в природе просто не существует.
Дан взял гроздь в руки, и ягоды тут же поблекли. Сияние исчезло. Гроздь стала серой, как мышиная спинка. Вон он, цвет истинного покоя и забвения. Серый цвет равнодушия и отсутствия всех желаний, что получается, если смешать две самые страстные и непохожие в мире краски: черную и белую, из которых и состоит вся человеческая жизнь. Белый цвет стремлений, мечтаний, светлого будущего и черный цвет слез и неудач. И когда эти два цвета сливаются, словно любовники, рождается серое равнодушие, как пепел того, что могло бы быть, но уже никогда не случится. И тогда приходят покой и забвение.
Дан накинул плащ и вышел из Главной Оранжереи. Он шел, высоко подняв руку с Плодом Покоя, а дисциплинаторы преклоняли колени, открывая перед ним двери. Лишь Генрих остался стоять. Почтительно склонил голову, пропуская Дана вперед, и пошел за ним след в след. Дан вышел на площадь. Людское море замерло перед ним. Ни единого шепота, ни единого вскрика — толпа ждала. Дан подошел к Главному Водному Источнику Рацио, спрятанному в золотом колодце. Открыл ключом замок, откинул тяжелую крышку и бросил Плод в Источник. Мгновение спустя из бездны внизу послышался тяжелый всплеск. И в этот же миг толпа взорвалась восхищенными воплями.
Дан вскинул открытую ладонь, призывая народ к молчанию, и громко выкрикнул:
— Да пребудут с нами покой и забвение! — он осенил себя тройственным благословением. — Городу Ошеру и миру Рацио! Сейчас этот главный источник, соединенный с подземной рекой, что питает все реки, внутренние моря и ручьи Рацио, даст забвение и железную дисциплину всем его жителям. Целый месяц мы проживем в счастье, дарованном нам господом. Ибо сказано: "Не счесть миров под луной и солнцем, но лишь в нашем мире растет Древо Забвения. И так полюбил господь Рацио, что послал его народу вечный покой. Нам, избранному миру, самому дорогому и любимому творению Создателя!"
— Да пребудут с нами покой и забвение! — взвыла толпа.
Дисциплинаторы из оцепления выстроились возле Источника живым коридором. Люди медленно, по очереди, подходили к колодцу, протягивая разнообразные посудины. Каждому наливали его порцию. Дан посмотрел на Генриха. Тот внимательно следил за толпой цепким взглядом. Хрустальные драконы кружили над толпой.
— Летите в самые отдаленные провинции, — едва слышно шептал им Генрих. — Следите за каждым, чтобы все выпили воду забвения.
Тысячи драконов, телепатически принимая его приказ, мчались за город, разлетаясь по всему миру Рацио. Тысячи внимательных хрустальных глаз наблюдали за тем, чтобы каждый получил свою долю счастья.
Дан зачерпнул серебряным ковшиком воду, отпил глоток и едва удержался, чтобы не поморщиться. Вода забвения в первую неделю после принятия Плода Покоя обладала ярко — выраженным приторным вкусом. И этот вкус был одной из причин, по которым обычная вода из единственного в Рацио источника, не соединенного с Главным, стоила так дорого, что позволить себе ее могли лишь очень немногие. Не говоря уже о том, что употребление такой воды считалось тяжелейшим преступлением и каралось казнью.
Тем не менее, контрабандистов, которые зарабатывали на этой воде состояние, и мятежников Севера, которые не желали подчиняться Ордену, это не останавливало. Они все равно умудрялись добывать чистую воду. Все деньги от продаж шли на нужды подполья, которое все разрасталось. И как ни пытался Орден уничтожить его, мятежники не сдавались. Самым неприятным и пугающим было то, что по всем расчетам, часть из них осела в Ордене. Дан лично выискивал "кротов", но поиски не увенчались успехом. Оставалось только надеяться, что мятежи Севера не докатятся до столицы. Пока жители еще покорны. Но удерживать дисциплину становилось тяжелее день ото дня.
Ритуалы следует соблюдать до конца. На то они и ритуалы. В этот раз повара так расстарались для торжественного ужина по случаю принятия Плода Покоя, что многократно превзошли самих себя. Дан с удовольствием оглядел щедро накрытый стол, в центре которого на огромном блюде исходил ароматным дымком ягнёнок, запеченный в луковой карамели и пряных травах. Рядом стоял огромный хрустальный кувшин, наполненный ледяным гранатовым соком. На теплом домашнем хлебе с чесноком пузырилась хрустящая корочка жёлтого сыра. За столом собрались почти все: Алика, Эрик, Генрих, дети. Не хватало лишь Эммы.
— Поторопите Эмму, — приказал Дан слугам, недовольно изогнув бровь.
Он ненавидел опоздания. Особенно к такому роскошному столу. После бешеного секса с Жанной его терзал волчий аппетит.
— Господин Главный Дисциплинатор, госпожа Эмма неважно себя чувствует. Она отдыхает в своей комнате и просила отужинать без неё, — служанка почтительно склонилась перед Даном, старательно глядя в пол.
Дан нахмурился, отпил ледяного сока и приказал:
— Приведите её. Скажите, что я велел спуститься в столовую. Она поест и сразу почувствует себя лучше.
— Я её приведу, — Генрих поднялся из — за стола, подошёл к Дану, наклонился к нему и прошептал на ухо: — Не стоит вмешивать слуг в такие деликатные вопросы. Они не так молчаливы, как кажется. Мои драконы нашептали по секрету, что на базарах праздные зеваки и так слишком часто обсуждают порядки в доме Главного Наместника Покоя.
Дан молча кивнул, соглашаясь. Генрих быстрым шагом вышел из столовой.
— Начнём трапезу во имя покоя и забвения, — Дан отрезал огромный кусок баранины и положил на тарелку.
Он пытался наслаждаться едой, но кусок застревал в горле. Потому что напротив него сидела Алика. И хотя она не поднимала глаз от тарелки, аккуратно отрезая крошечные кусочки мяса, Дана захлестнуло холодное бешенство. Он прожевал кусок любимого сырного хлеба, запил большим глотком рубинового гранатового сока, но злость крепла, отравляя вкус еды.
Ни одна ведьма так его не злила. Очень жаль, что нельзя дать ей воду забвения, чтобы погасить этот молчаливый протест в глазах. Чтобы навсегда изгнать из них непокорного демона упрямства, который засел в её хорошенькой головке. С этим определено нужно что — то делать. Долго он так не выдержит!
Другие эмпатки привыкали намного быстрее. Например, Жанна. Когда у неё не получилось оживить роман Лилит на аукционе, её якобы сожгли на площади. Но до этого долгая ночь в тюрьме, во время которой её телом по очереди наслаждались дисциплинаторы из тюремной охраны, убедила ведьму в том, что Дан — её спаситель, которому нужно беспрекословно подчиняться. И когда после казни Жанну вывели через тайный люк и посадили в машину Дана, чтобы отвезти в клуб, она сломалась.
— Если мне понравится, как ты сосешь, то к тебе больше никто не прикоснется. Кроме меня, конечно, — произнёс Дан, расстегнул брюки, поставил девушку на колени и вложил ей в рот член.
Жанна покорно и поспешно принялась облизывать его на глазах Эрика и Генриха, и не поднималась с колен до самого клуба. Это был самый лучший минет в жизни Дана. Что в очередной раз подтвердило его любимую идею, что главное для женщины — это умение грамотно сосать.
Но проблема в том, что Алика — не Жанна. Она не сломается, даже если её сжечь на площади по — настоящему. В старинных книгах Дан видел костры инквизиции и горящих на них ведьм, таких, как Алика. Фактически, её пра-пра-прабабушек. Они поднимались на костёр и смеялись в глаза палачам. Алика так же будет смеяться. Дан ни на мгновение не сомневался в этом и волна ярости захлестывала его.
Дан ненавидел непокорных женщин. Бог создал женщину, чтобы мужчина наслаждался её телом. Он даже предусмотрел разные отверстия для всевозможных по ощущениям наслаждений. Поэтому если по ошибке какая — то из женщин не согласна со своей ролью, то её нужно ломать. А если сломать не удаётся, значит, она превращается в его, Дана, личного врага.
Но главная беда: Эрик. В присутствии Алики он вибрирует, как натянутая струна. Дан слишком хорошо знал своего младшего брата. Ни с одной эмпаткой он так себя не вел. Как сказала одна умная ведьма из родного мира Алики: "каждая женщина с колыбели чей — то смертельный грех".*
Эрик нашёл свой грех. Главный охотник Ордена дал слабину. Пока этого не видно никому, кроме Дана, но извержение вулкана начинается с крошечной трещинки в земной коре, которую внезапно фонтаном, прорывает кипящая лава. И когда вулкан проснется, будет поздно.
Предательство начинается с женщины. Эта непреложная истина известна во всех мирах. Ищите женщину! Она всему причина. И даже Адаму с богом не удалось обуздать Лилит. И кто знает, как сложилась бы история всех, без исключения, миров, если бы Создатель справился с Лилит, и ему не пришлось бы срочно выпиливать Еву из ребра Адама? Забыть Лилит нельзя!