— Ненавижу тебя! — выдохнула Жанна.
— И все? Только это? А так? — он подхватил её на руки, посадил на себя и одним мощным и точным движением вошёл в нее.
Она изогнулась назад, сидя на нем. Её грудь с дерзко торчащими сосками качнулась к его лицу. Дан захватил её грудь ртом, легонько сжал, и, не разжимая губ, провёл языком вокруг соска. Жанна застонала и выдохнула:
— Теперь уже меньше. Но прощения ты не заслужил, поэтому продолжай, чёртов Главный Дисциплинатор.
— Дерзишь, шлюха! — он втянул сосок полностью в рот.
— А ты заслужил, Змееносец! — прошептала она, задыхаясь. — Так в моем мире обращаются с мужиками, которые делают больно женщинам, потому что не в состоянии их удовлетворить.
Дан рывком снял Жанну с себя, поставил на землю, размахнулся и дал пощечину.
— Ненавижу тебя! — прошептала она, не сводя горящих возбуждением глаз с его члена.
Дан утонул в этом взгляде, в котором кипящей лавой полыхала дикая смесь ненависти и желания. Вот она, истинная дочь Лилит! Ненавидит его самого, но пожирает глазами его член. Разве может Эмма, эта стотысячная копия Евы, эта серая часть безликой женской толпы дать ему то, что даёт Жанна? Нет! Разве может совершенный и самый дорогой в мире мрамор Каррары сравниться с обычной трухой?
Как живется вам с товаром рыночным? Оброк крутой?
После мрамора Каррары как живется вам с трухой?
Как живется вам с стотысячной?
Вам, познавшему Лилит?
Как живется вам с земною женщиной без глубин?*
— А я тебя обожаю, шлюха! — выдохнул Дан, развернул к стволу дерева животом и выпустил змея.
Змей в своей естественной форме скользнул в лоно Жанны, свернулся клубком, расширился, принимая форму лона, покраснел, нагреваясь, и принялся двигаться внутри мощными толчками. Жанна закричала от наслаждения, ударила кулаком по стволу дерева и вцепилась в него ногтями.
Дан, наклонившись, впился губами в её шею и прошептал в ухо:
— Все еще ненавидишь меня?
— Заткнись и продолжай, — выдохнула Жанна. — Иначе я буду ненавидеть тебя ещё больше! А потом вообще убью! Дождусь, пока ты заснешь там, в клубе, и перережу горло.
Дан улыбнулся, погладил её напряженную спину, взялся рукой за крепкие ягодицы и снова вошёл в неё сзади. Она закричала, откинувшись назад. Он зажал её рот и она захрипела, задыхаясь. Эта смесь боли и желания сводила его с ума. Он ввинтился в неё так сильно, что мышцы бедер свело судорогой. Его змей чувствовал, что ещё миг, и она кончит. Дан посмотрел наверх. Тяжёлая виноградная гроздь лениво качнулась, готовясь оторваться и упасть под ноги.
Отлично! Они со змеем успеют излиться в девушку до того, как её подхватит ураган оргазма. Жанне кончать нельзя. Создатель и тут заложил парадокс. И иногда Дан думал, что, может быть, поэтому во всех мировых религиях и во всех обитаемых мирах женский оргазм считается грехом? Потому что сила его многократно превосходит силу мужского оргазма и может разрушить весь мир.
__________
*Используется сильно сокращенное стихотворение Марины Цветаевой "Попытка ревности"
__________
— Женщина создает, женщина разрушает, — говорили древние иудеи. Здесь, возле Древа Забвения эта фраза приобретала особый смысл. Дана сотрясала дрожь страха при мысли о том, что может произойти, если он зазевается и позволит Жанне кончить возле Древа. Дан ткнулся в неё последним движением и мысленно позвал змея. Тот немедленно выскочил из лона Жанны, обвился вокруг Древа и излился на него густым потоком семени.
Жанна, словно почувствовав подвох, закричала:
— Дай мне кончить или я тебя убью! Нет, ты не можешь каждый раз издеваться надо мной!
— Умоляй меня, — прорычал Дан, кусая ее за шею под волосами.
— Прошу, дай мне кончить!
Дан усмехнулся. Вот она, сладость! Ломать эту женщину, подчинять и властвовать. Самую любимую, самую сладкую, самую желанную! Затрахать до полусмерти, а потом перекинуть через колено и сломать хребет и тот самый внутренний стержень, который нельзя согнуть, но можно просто разрушить. В этом и есть притягательность власти — и мужской, и политической. Его умоляют, и только он один решает, что подарить: боль, разочарование или сладкое наслаждение. Для этого ему и нужна истинная дочь Лилит. Текущая от возбуждения сучка, умоляющая дать ей то единственное, ради чего её и создал бог.