— Была б дура, я б не шепталась с тобой сегодня.
Мария перекрестилась широко, потом глянула на меня лукаво:
— Ох и хороша! Чем матушке стать твоя не по душе пришлась? Хороша, только тонка больно. Ну ничо, откормим тебя маленько!
И засмеялась. А мне совсем не смешно было. Вот уж чего делать не собираюсь, так это толстеть в угоду всем окружающим.
— Ну, пойдём, что ли, — снова став серьёзной, сказала Мария. — За тобой послала, чтобы вместе спуститься в тронную залу. Так ить спокойней, да?
— Да уж, — пробормотала и, поколебавшись, взялась за предложенный мне локоть. Спокойнее мне было бы, если бы я знала, что княжна затеяла. Но, в общем и целом, появиться в этой самой тронной зале с командой поддержки — очень хорошая идея.
Появились мы красиво. Мария в нежно-зелёном платье с воротом из изумрудных камней и я в бежевом выгодно оттеняли друг друга. За нами шли важная мелкая Прошка и высокая горнишная княжны, а сзади следовала Глаша-охранница. Зала была большой и относительно светлой, с обтянутыми красно-золотистой тканью стенами, с расписными сводами, углы которых уходили столбами в пол, а на полу лежали узорные ковры всё в том же цвете. В торце под драпировками стояли два широких кресла: одно побольше в центре помоста, второе поменьше сбоку. К ним вели три ступеньки, засланные красной дорожкой. Почти что Голливуд! Я сразу представила себя в меньшем кресле рядом со Стояном… Вот видела это и всё тут. Только, чтобы видение превратилось в реальность, надо пройти унизительный суд.
Что будет суд, я поняла с первого взгляда. Лавки, стоявшие по периметру стен, были все заняты боярами и дружинниками. Я их видела на торжественном ужине и надеялась, что никто не отравился с непривычки моей шаурмой. Ибо сейчас их поддержка была бы нелишней. В глубине залы толпились люди попроще, видимо, ремесленники, а особняком держались несколько священников во главе с тем, что служил в местной церкви заутрени. Светлана…
Самарова стояла возле одной из колонн. В светлом платье, обвешанная камнями с ног до головы, спокойная и холодная, как всегда. Взгляд её был прикован к трону — ничего не выражающий взгляд. Ей насрать на всё и на всех. Она будет держаться своего до конца. И никто ничего не докажет. Свидетелей не осталось. За мной Стоян и Мария, а за ней богатая родня, с которой не захотят ссориться. Кому пришел полный трындец? Мне.
Гулкое эхо шагов и бряцанье металла заглушили перешёптывания публики. Все разом обернулись к открытой двери, и я тоже, хотя знала, кто войдёт.
Стоян показался мне совсем чужим, незнакомым, изменившимся в один момент. Хмурился строже, губы складывал в нитку, даже лицо стало квадратнее и суровее. При одном только взгляде на любимого сердце забилось, будто пойманная птица в клетке. Святые синички, какой же он… мужик! Настоящий князь! Именно такими я представляла русских царей — мощь в теле и в духе, а глаза… Не глаза, а лезвия кинжала! Самый властный властелин из всех возможных. Куда там трёхсотлетним эльфам и боссам-олигархам! И сексуальный… И мой, только мой.
Мой княжич на меня глянул только мельком, садясь на трон. Дружинники встали сзади и по бокам, положив руки на рукояти мечей. Один остался в тени — мальчишка совсем, светленький, с цыплячьей шеей, а по возрасту чуть старше Фенечки. В руках пацан держал нечто, завёрнутое в дорогую вышитую тряпку, и выглядел при этом так, словно ему доверили не просто объект, а саму жизнь княжича.
— Бояре честны́е!
Любимый голос, такой бархатный обычно и ласкающий слух, а сегодня тоже новый — твёрдый, уверенный, заставил меня забыть обо всём. Будто кто-то погладил по спине вдоль позвоночника, медленно и сильно.
— Дружина моя славная! Мастеровые люди! Все вы знаете, что матушка моя, светлая княгиня Ольга, утрась оставила трон, ушла от мирских дел и передала мне княжество. Её молитвы нас поддержат, а вы не забывайте в своих рабу Божью монахиню Марфу.
Он обвёл залу тяжёлым взглядом, который тоже был нов, и продолжил после паузы:
— Дабы быть помазанным на княжество, мне нать обручиться. Смотрины завершились, али осталось две невесты. Обе девицы достойны стать княгиней Белокаменной, токмо на обеих я жениться не могу. Посему, дабы отделить зёрна от плевел, проведу сей же час последнее испытание, а вы все тому станете свидетели.
Я краем глаза заметила, как Светлана вздёрнула нос. Поёжилась. Что ещё он придумал за испытание? Какому богу молиться, чтобы всё наконец закончилось? А может, он со вчерашнего дня переиграл всё? Может, решил жениться на Самаровой?
Словно укол в сердце…
Посмотрела на Стояна долгим взглядом, пытаясь понять, но он не послал в ответ ровным счётом ничего: ни ласки, ни усмешки, ни одобрения. Да что ж такое… Как знать, что задумал этот сумасшедший? Вчера сказал, что придумал ловушку для Светланы, а сегодня, возможно, эта ловушка обернётся против меня?
Стоян сделал знак рукой, и мальчишка приблизился к трону, почтительно подал завёрнутую в тряпицу штуку. Мой княжич принял бережно, развернул и представил на всеобщее обозрение…
Утреннюю Зарю.
Меч тускло блеснул в предзакатных солнечных лучах, пробивавшихся сквозь витражные окна, а публика явно не вкурила, в чём тут фишка. Зато я вкурила. И как-то сразу стало легко и спокойно. Зато Светлана удивилась. Глаза раскорячила — вышла из образа.
Стоян спустился со ступенек, неся меч на вытянутых руках:
— Княжна Самарова, изволь принять оружие. Этот меч принадлежал моей пращуре, воительнице Бояне. Он и выберет новую княгиню.
Я подалась вперёд, предчувствуя веселуху. Мария тихонечко охнула и схватила меня за локоть:
— Вот же охальник! Как он мог? Евдокия, не волнуйся… Будь спокойна! Он не посмеет…
А мне захотелось рассмеяться.
Светлана колебалась, но всё же шагнула вперёд, легонько, плавно, осторожно взяла меч. Двумя руками. По напрягшимся скулам на хорошеньком лице я поняла, что такая тяжесть ей в новинку. Обняла ладонями рукоять.
И тут я поняла, о чём толковал мне Стоян в одно из снежных утр на берегу. Меч задрожал в руках Самаровой, и ей пришлось с силой стиснуть рукоять, чтобы удержать его. И вдруг она взмахнула руками, беспорядочно, неловко, вскрикнула: