Черкасов шально улыбнулся, явно решив продолжить скромный намёк Ромы. Тот даже отодвинуться не успел, как рот его оказался в чужом плену. На этот раз поцелуй был настолько страстный и глубокий, что у Попова подкосились ноги — до спальни Серёжа его практически донёс, подхватив под бёдра и ни на секунду не прерывая поцелуи. Губы, щёки, шея… Казалось, он готов съесть Рому целиком, поглотить без остатка. Только тело всё равно выдавало волнение.
— Ты уверен? — выдохнул Попов, когда они упали на кровать, и крепко-крепко обнял Серёжу, утыкаясь носом ему в шею. — Ты дрожишь…
— Вовсе нет, — пробормотал Черкасов. — Я просто до сих пор не совсем верю, что ты…
— Ах, не веришь! — смеясь, возмутился Попов.
А потом сам не поверил собственной наглости и внезапно очнувшейся силе. Он просто рванул вперёд, укладывая Черкасова на обе лопатки и оказываясь сидящим у него на будрах. Ладони удобно легли на грудь, ощущая мышцы, напрягшиеся под тонкой тканью пуловера, а потом… решение пришло мгновенно и совершенно неожиданно.
— Ты просто не умеешь расслабляться, — пробормотал Попов, запуская руки под кофту и принимаясь привычными, давно отработанными движениями массировать мышцы. Лёгкое поглаживание, потом надавить чуть сильнее, вынуждая расслабиться…
— Умею! — попытался возразить Черкасов, но всё же сдался на милость умелым рукам. Ромка видел, что Серёже нравилось, и не мог сдержать улыбки.
— Сейчас и проверим, — многообещающе шепнул Попов.
План окончательно сформировался в голове и казался просто идеальным. Если Черкасов "не верит" и "волнуется", почему бы не создать такую атмосферу, в которой точно пропадут все сомнения? Немножко дежавю, капелька смелости и, может, удовольствие заставит забыть о волнениях? А уж он, Ромка, точно постарается.
Решившись, Попов стянул с Серёжи лишнюю деталь одежды, слишком уж мешающую исследовать рельефный пресс и шикарный торс, и склонился, касаясь груди Черкасова поцелуем. А ведь он давно этого хотел! Что ж, если гора не идёт к Магомеду… можно и самому занять активную позицию. Провести губами по гладкой коже чуть выше, легонько прикусить изгиб шеи и лизнуть ямочку между ключиц, вынуждая лежащего под тобой мужчину ещё сильнее напрячься и изогнуться навстречу прикосновениям. А ладони в это время исследуют торс, изучают пальцами каждую мышцу, каждый участок кожи. И зацеловать тоже хочется всё-всё, чтобы ни единого сантиметра не осталось нетронутым.
Потому что именно сейчас Рома понял: Черкасов весь, целиком, без остатка должен принадлежать ему. И плевать, что будет! Это ЕГО мужчина, которого никто не посмеет забрать. Никогда. Ведь ни одна девушка и ни один парень не нужен был ему так сильно, так жизненно.
— У тебя невероятная улыбка, — проговорил Черкасов, погладив ладонью щёку Ромки, и сам улыбнулся в ответ. — Такая тёплая… Почему улыбаешься?
— Я счастлив, — просто ответил Попов.
Он слегка повернул голову и, блаженно прикрыв глаза, поцеловал ладонь любимого. И только потом почувствовал, как второй рукой Серёжа залез ему под майку, самыми кончиками пальцев лаская живот. Рвано выдохнув, Ромка слегка отстранился и быстро стянул с себя лишнее. Пофиг, пляшем! Гулять, так гулять!
И, откинув майку куда-то в сторону дивана, Рома вновь наклонился, прокладывая дорожку поцелуев вниз по животу, а с губ так и не сходила эта счастливая улыбка — Серёжа неосознанно изгибался навстречу каждому прикосновению, и это казалось воистину важным и нужным. В какой-то момент, не удержавшись, он зарылся пальцами в волосы Ромки, нежно массируя голову, а сам Попов от такой простой ласки едва не задохнулся от восторга. Чё-ёрт…
Спустившись до самого пояса джинсов, Рома замер и прижался щекой к животу Серёжи, крепко его обнимая. Черкасов всё так же гладил его по голове, перебирая длинные тёмные пряди, и тяжело дышал, но инициативу перенимать не спешил. Впрочем, Попов и не хотел. Сегодня, сейчас… всё должно было остаться в его руках. Хватит дурацких волнений, тридцать первое декабря — которое давно настало, ведь уже глубокая ночь! — в этом году станет самым лучшим, тёплым и запоминающимся днём. Настоящим праздником.
— Только посмей сейчас из-за чего-нибудь переживать, — пробормотал Рома, потёршись щекой о живот Черкасова, и провёл рукой по его паху — Серёжа однозначно был возбуждён. Впрочем, как и сам Ромка.
— И что тогда? — глухо рассмеялся тот.
— Зацелую, — буркнул Попов. — До смерти.
Смех Черкасова стал громче, словно бы парень не верил угрозам, а Ромка в ответ просто поцеловал так соблазнительно выступающую бедренную косточку. Смех мгновенно прервался, сменяясь коротким стоном — кажется, Серёжа был слишком чувствительным. И это возбуждало ещё больше.
Рома быстро расстегнул ремень джинсов любимого и потянул вниз замок ширинки, высвобождая возбуждённую плоть из плена узких штанов и сразу накрывая её рукой, чувствуя жар сквозь тонкую ткань белья. Осталось только избавиться от него — и всё, можно приступать. Как же давно Ромка такого не делал, кажется, целую вечность! Да и раньше-то всего пару раз, если быть совсем честным… Опыта в ноль.
Он поджал губы, не желая отступать, и попытался стянуть с Черкасова джинсы.
— Эй! — возмутился тот через плотно сжатые зубы, порываясь поднятья. — Сначала сними са…
Но оказался со всей силы придавлен обратно руками Ромки. Серёжа и мог бы спокойно вырваться, он это прекрасно понимал, но Попов выглядел так решительно, просто до умиления…
— Сначала лежи и не рыпайся, — проворчал Рома, и Черкасов подчинился, позволяя всё же стянуть с себя джинсы, только проворчал по-доброму:
— О да-а, "не рыпаться" — это очень сексуально.
Но на самом деле, главное, что дверь закрыта, телефон — выключен, а если будут стучаться… посреди ночи никто и никому не откроет. Точка. Баста! До самого утра ночь принадлежит только им одним.
Когда на Серёже остались одни только боксеры, Рома рвано выдохнул, собирая в кулак всю свою решительность, которая куда-то улетучилась. А вдруг Черкасову не понравится? Что тогда?
— И какой у нас план? — фыркнул Черкасов.
Видимо, волнение действительно перешло к Попову, потому как Серёжа лишь ухмылялся, вольготно развалившись на кровати и закинув руки за голову. А стоило только Ромке не ответить вовремя, как Сергей молниеносно сел, и эти самые руки оказались уже у Попова на бёдрах, плотнее притягивая их к себе. Секунда — и губы пойманы чужими в долгом, мучительно тягучем поцелуе, от которого закипала кровь.