В лошадином загоне, самом отдаленном от дома месте, пахнет сеном и навозом. Запах привычный для меня.
— Зачем притащили его в дом? — спрашиваю у Хана, кивая на парня, привязанного к столбу. Его лицо больше похоже на фиолетовую маску – видимо, мои парни его хорошо побили перед тем, как обездвижить.
— Так это… а куда еще…тебя не было, дяди – тоже, — мнется Хан. Чертов придурок.
Я беру ведро с ледяной водой и выливаю его на привязанного пленника.
— Ты, шелудивый пес, есть разговор, — пленник едва заметно стонет и пытается поднять голову. С трудом разлепляет глаза.
— Я кормил тебя с руки, давал достаточно денег, а ты решил предать нас? — нависаю над ним и жалею, что не взял ни пистолета, ни ножа. Сейчас бы холодное оружие очень пригодилось для того, чтобы запугать этого придурка. Хотя мне кажется уже, что в нем не осталось разума – взгляд пуст и рассеян. Хмурюсь: видимо, мои парни чересчур увлеклись выбиванием мозгов из этого пса.
Пленник неразборчиво мычит.
— Я даже не хочу называть твое имя вслух! — ударяю кулаком по деревянному столбу в двух сантиметрах от уха этого идиота. — Мы ели с одного стола! Вместе пили! Вместе баб драли, а ты…
Он снова что-то мычит, еле шевеля запекшимися от крови губами. Гематомы под глазами стали еще больше, и я уже не уверен, что он что-то видит.
— Он вообще в сознании, нормальный? — уточняю у Хана. Тот кивает, а у самого глаза горят, когда он ждет, что я сделаю дальше. Видимо, думает, что я решу отрезать ухо, или палец, чтобы залить тут все кровью, отомстив за свою рану в спине. Но я понимаю: от боли и шока парень тут же откинет коньки, а мне нужно узнать информацию.
— Куда дел жесткий диск, пес? — кричу пленнику в ухо и тот морщится. Значит, еще не все потеряно, он находится в сознании. Однако тот вдруг отрицательно качает головой и мне кажется, тянет губы в ухмылке.
— Что? Что ты говоришь? Что блеешь, там? Паршивая овца? — нагибаюсь к нему ближе, чтобы расслышать то, что парень говорит.
— Ты ничего не получишь, и потеряешь все. Все вы. Потеряете все, — шепчет он непослушными губами.
— Осел! — толкаю его, и он заваливается набок, только веревки сзади, скрепленные на локтях, удерживают вес тела, чтобы он не рухнул на землю.
Отряхиваю руки, нервно выхожу из ангара.
— Уеду на пару часов. Его не трогать. Сам все решу.
— Куда ты, Амир? — Хан удивлен, да я и сам, честно говоря, немного озадачен своим порывом: кого вдруг захотелось увидеть. Наверное, это ассоциация в мозгу сработала: кровь – болезнь – бинты – клиника – строптивая докторша.
— Приеду, сказал. Скоро буду. Пса этого не трогать. Окочурится еще.
— Здравствуйте, Дамир Рустамович, — вхожу в кабинет после стука. Сердце бьется, как заполошное, словно у подстреленной птички. Мое дело правое, но все равно такое волнение никто не отменял. Это тебе не иголкой наживую на спине работать, зашивая рваную рану. Тут совсем по-другому себя вести нужно. Вежливо, тактично, ровно и без боязни.
— Да-да, — поднимает голову от компьютера мужчина. Ему явно больше пятидесяти, в черных волосах видны росчерки седины, однако она ему на удивление идет. Высокий лоб, гордые губы, прямой нос, - мужчина выглядит словно с разворота журнала, на котором обычно публикуется реклама дорогих часов.
— Меня зовут Наталья Михайловна, — прохожу вперед, в огромный и дорого обставленный кабинет. Все здесь выполнено со вкусом и чувствуется явная рука дизайнера: согласно сочетанию цветовой гаммы подобраны шторы, книжные шкафы, стол и стулья для переговоров. Обстановка мягкая, кремовая, ненапряжная, но при этом именно здесь ощущается аромат денег. Как будто все эти картины на стенах в позолоченных рамах, отчетливо блестящих дороговизной, огромная плазма, мягкие диваны хранят на себе запах разбросанных евро.
— Очень рад, — приподнимает он бровь и выжидающе смотрит на меня. Я прекрасно понимаю, о чем он думает, и тут же вытираю вспотевшие ладони о белый халат – владельцу клиники некогда ждать, пока его штатный хирург перестанет волноваться и соберется с духом чтобы высказать свою просьбу. Поэтому я выдыхаю и торопливо произношу заготовленную фразу, а сама чувствую себя так, будто бы стою на краешке крыши дома, а подо мной на расстоянии ста метров находится земля, распахнувшая свои объятия.
— Дамир Рустамович, я не отниму у вас много времени, — подхожу близко к его столу, но не сажусь в кресло напротив, хоть он и указал мне на него. Если сяду, точно потеряю всю решимость. Лучше так, стоя, так мой голос будет звучать увереннее.
— Сегодня в клинику поступил мальчик с диагнозом рака крови. — Он в ответ кивает и внимательно смотрит на меня своими черными, темными глазами, и в этот момент у меня по позвоночнику крадется нехорошее предчувствие и ощущение, будто бы я уже видела и этот разрез глаз, и эту черноту, и эту звериную цепкость, которая плещется на дне его зрачка. — Ему нужна помощь.
Мужчина складывает пальцы в замок и прикладывает их к подбородку. Чуть склоняет голову набок, и мне кажется, готовится к отрицательному ответу, отпору – его взгляд становится чуть теплее, но видно, что он не будет тратить не только свое время, но и деньги по пустякам.
— Его семья довольно бедна, они не смогут потянуть ни донора, ни операцию. Но вы бы видели этого малыша! Он обязательно должен жить! Он такой маленький – ему всего три года, а он уже внятно говорит, играет, и выглядит словно ангел. — Я чувствую, что меня несет, и я говорю не то, что хотела, но чувства рвутся наружу сами, вытекают быстрыми словами.
— Мы сможем провести операцию на базе клиники, у нас есть для этого все необходимое. Но нужно заказать донорские клетки. Они стоят очень дорого, но… — выхватываю сотовый телефон, открываю заметки и пишу там сумму, в которую оценивают донорский материал в России и за рубежом, отдельно пишу шестизначную цифру – стоимость операции, которую хочу провести бесплатно здесь.
— От всей души прошу вас: войдите в положение! — протягиваю ему сотовый, а у самой руки трясутся. От неловкого движения сотовый телефон падает прямо ему на стол.
Дамир Рустамович вздыхает, смотрит на экран, где указаны огромные, просто баснословные цифры, берет сотовый телефон в руку и встает. Медленно обходит свой стол, подходит ко мне, почти задыхающейся от волнения. Встает рядом. Он одет в офисный костюм – двойку, пуговицы рубашки застегнуты на груди, белоснежная ткань натянута так сильно, будто бы там, под рубашкой, не просто тело, а стальной манекен с мускулатурой. Тонкий приятный аромат туалетной воды щекочет ноздри.
Мужчина внимательно разглядывает меня и вдруг медленно поднимает руку, задумчиво берет в руку прядь волос из хвоста, проводит меж пальцев. Такой жест сбивает с толку, и я тут же беру себя в руки. От волнения не остается и следа. Чувствую, как по горлу поднимается пунцовый румянец, достигает щек, и они алеют распустившимся бутонами роз.