В последний момент, прямо перед тем, как совсем лишиться чувств и упасть в обморок, успевает ухватиться за многострадальную дверную ручку.
— Ты что сделала, ведьма? — рычит он и тут же падает на пол без сознания.
Вокруг раздается слишком много звуков, слишком много голосов сплетаются в один. Пытаюсь продрать глаза, но это кажется нереальным – ощущение, будто бы в меня бросили песком, а после протерли его под веками. Свет, продирающийся под веки, кажется зернистым и нечетким, размытым, как если бы приходилось бы смотреть на мир через полиэтиленовый пакет. К слову, такой опыт у меня уже был однажды, во время похищения одной из группировок на заре дележа сфер влияния в городе. Неужели снова?!...
Пытаюсь припомнить все, что случилось до этого, составить целую картину происшествия, чтобы понять, где я нахожусь. Внутренним взором «прохожусь» по своей одежде, на случай, если вдруг враги решили устроить меня в темную. Это скорее привычка и я действую больше на автомате. Так, в заднем кармане брюк – заточка; в носке под штаниной – тонкий, как лезвие, стилет; в кожаной куртке должен был быть пистолет, но уверен, что его я лишился в первую очередь.
Приоткрываю губы и чувствую сильнейшую жажду. Кажется, будто бы даже мозги полопались от засухи, которая снедает глотку.
Наконец, морок перед глазами рассеивается, и я обвожу глазами пространство. Белые стены, натяжной потолок, какая-то надпись на включателе у входа. Прищуриваюсь и прислушиваюсь к тому, что происходит с телом.
Вдруг дверь резко отворяется и в комнату входит мой старый друг – Иван.
Резко выдыхаю, только сейчас поняв, что до этого лежал, затаив дыхание.
— О, Амир, очнулся. Ну и напугал ты меня, — хирург стягивает с лица маску, обнажая свою модную бородку, которую отращивает в лучших традициях метросексуалов, захаживающих в барбершоп на Гвардейской. Узнаю руку мастера – сам не далее, как три часа оттуда.
— Как я тут… — еле передвигая языком, спрашиваю у него, но запинаюсь не чувствуя сил продолжить начатое.
— Лежи, лежи, Амир, не волнуйся, — доктор садится рядом, и я поворачиваю голову в его сторону. От лишнего движения она начинает гудеть и перед глазами пляшут золотые и черные мушки. Зато удается понять, что я нахожусь в палате клиники – все белое, рядом – столик, на котором стоят ярко-красные и желтые свежие цветы, да и запах по-настоящему больничный, хотя сейчас больше всего пахнет кондиционером для белья с ноткой льна и морских волн. По крайней мере этот аромат становится более четким, а это значит, что сознание возвращается ко мне в полной мере.
— Ты упал без сознания, — терпеливо говорит Иван, одновременно оттягивая мне веко, проверяя что-то одному ему ведомое, а после ставит руку на линию пульса за скулой, высчитывая сердцебиение. — Потерял слишком много крови. Как ты вообще добрался сам до клиники?
— Надо было вызвать скорую? — мрачно шучу.
Иван пожимает плечами. Работа на нашу банду ему не очень нравится, но за связь с криминалом он получает очень хорошие деньги, так что тут не до сантиментов.
— Хотя бы сам не ехал за рулем. А если бы ты потерял сознание в дороге? Была бы авария, пострадал кто-то еще! — выговаривает он мрачно.
А, вот в чем дело. Моя жизнь ему не так дорога, как жизни других. Ну что ж, похвально, зачетно и совсем не профессионально. Деньги платит ему мой родной дядя, владелец клиники, так что радеть он должен только за жизнь членов нашей семьи, не волнуясь или не так рьяно волнуясь за жизни других.
— Наталья сказала, что ты ее запугал, — хмыкает, наконец, Иван.
— Она сама кого хочешь запугает, — медленно отвечаю.
— Да уж, девчонка с норовом, — Иван поглаживает подбородок. — Но молодец. Делает все профессионально.
— Ты ей не сказал..?
— О том, что эта клиника обслуживает криминальную семью, а мы все здесь – только работники на побегушках? — в голосе Ивана ехидная усмешка. Плевать. Не нравилось бы – давно бы ушел. Ну или попытался это сделать. — Нет, не сказал. Сбежит еще, а где я возьму такого талантливого врача?
Нетвердой рукой отодвигаю одеяло и пытаюсь встать с кровати. Перед глазами все плывет, но уже через мгновение картинка обретает четкость.
— Зараза она, эта твоя…Наташа Михайловна. Смени на какую-нить врачиху посговорчивее.
— А эта что? — Иван кривит губы, а я думаю о том, что доктор позволяет себе слишком многое.
— А эта нам не подходит. Слишком норовистая кобыла, ее еще объезжать. Стуканет где не нужно, ляпнет не подумав, потом забот не оберешься. Не нужна она тут, сказал – увольняй, значит, увольняй, — голос немного дрожит от слабости, но я все равно пытаюсь донести до него свою мысль: нечего в нашей клинике делать не до конца проверенным девчонкам с такой сексуальной внешностью. Она слишком яркая, слишком приметная, слишком несговорчивая и при этом обладает собственным мнением, которое явно не собирается держать при себе. От таких нужно держаться подальше. И в делах, и в…личной жизни.
Вдруг дверь хлопает, и я буквально замираю, так и не поднявшись до конца. Принимаю сидячее положение и в замешательстве смотрю на хирурга, которая зашила мне рану на спине недавно. Она снова рассержена донельзя, но теперь прямо пылает праведным гневом. Глаза горят, как фары моего «Бумера» в ночи, крылья носа раздуваются от едва сдерживаемой ярости, только не хватает ангельских крыльев за спиной.
— А, Наталья Михайловна, — с усмешкой говорит Иван, наслаждаясь моей заминкой. — Ваш пациент пришел в себя и хочет поблагодарить за спасение своей жизни.
— И уволить при этом?! — она даже не пытается сделать вид, что ничего не слышала, цокает на своих шпильках по кафелю до меня, и смотрит в упор. Ну выглядит она, конечно, слишком…для хирурга. Или до этого я только видел громоздких, коренастых врачей-хирургов, а такого тоненького, молоденького, невероятно красивого врача – впервые.
Не опускаю глаз – мне нечего стыдиться. Я реально считаю, что ей здесь не место.
— Ты сказал, — она целится в меня своим длинным музыкальным указательным пальцем, будто хочет проткнуть дыру в груди. — Что являешься владельцем клиники. Но это не так. Ты соврал!