— Сейчас будет больно.
Он снова ничего не отвечает.
— Ты же понимаешь, что будет оочень больно? — решаю припугнуть его в последний раз. Но вместо ответа он поводит плечом, и все мускулы на его спине оживают, перекатываясь под бронзовой кожей. Медленно вытираю кровь с правого бока, скольжу ватой, которая тут же меняет цвет на бордовый и немного прижигаю рану, зная, как это должно быть больно. Но вместо криков о помощи, мата на худой конец, я слышу только усмешку.
— Доктор, оставь эти игры, я не маленький мальчик. Времени у меня очень мало. Зашей эту чертову рану и разойдемся по своим делам.
Бросаю ватку в плевательницу.
— Ну ты же понимаешь, что я не могу этого сделать?! Тут явно рваная колото-резаная рана, нужно зафиксировать, сообщить в полицию. Кто-то напал на тебя, а ты геройствуешь?
Мужчина только вздыхает и качает головой, покрытой темными, чуть отросшими волосами, как при разговоре с несмышлёным ребенком.
— Ты новенькая?
От его голоса кровь в груди отчего-то начинает пульсировать чуть сильнее. Но я списываю это на тот факт, что мы с ним находимся в немного странных, стесненных условиях операционной, доступ к которой закрыт им самим.
— Это моя клиника, ясно? Иван уехал, так что оперировать придется тебе. —И тут он добавляет чуть слышно: — Или той дуре с рецепшена.
— Да это неправиль…
— Хватит! — вдруг рявкает он и в мгновение ока оказывается рядом, нависая темной громадой. — Нет времени цацкаться с тобой. Сделай, что велено и будешь свободна.
От того, что он резко встал и чуть не завалился набок, понимаю, что парень уже потерял достаточно крови. Черт. Оглядываюсь по сторонам, будто бы здесь можно найти помощь, поддержку. Но операционная как всегда пуста и безлика: ничего, кроме хромированных инструментов, оборудования и койки.
Если я сейчас не предприму ничего, он точно свалится от потери крови, и еще неизвестно, что скажет Иван Павлович по поводу того, что я из-за упрямства и своей вечной подозрительности загубила владельца клиники, единственной, к слову, куда меня взяли на большую зарплату и без толкового опыта.
Ладно, была ни была.
Некогда что-то делать, звать помощь, решать нужно здесь и сейчас. Гремлю инструментами, натягиваю перчатки. Нужно скорее обработать и зашить рану этому громиле, а потом уже и разговоры разговаривать.
Или лучше пусть остальным займется Иван Павлович, раз не счел нужным предупредить о боевом и нахальном нраве владельца клиники. Вот почему тут такие хорошие зарплаты! А я-то думала…Видать, доплачивают за молчание.
Ну, я молчать умею.
Почти.
И работаю быстро и безболезненно.
Почти.
— Аккуратнее нельзя? — наконец-то оживает трудный пациент. Видимо, последний стежок принес гораздо больше боли, чем предыдущие, или он просто уже умаялся сдерживать крик – операцию-то я веду наживую, без обезболивающего.
— Нельзя, — шиплю из вредности, а у самой сердце обмирает: даже не представляю, какая это боль. И как этот мужчина до сих пор держится.
— Ты университет –то закончила? — вдруг с притворной веселостью спрашивает незнакомец. Вместо ответа сильнее прижигаю край ранки йодом. Поступок детский, но я не нахожусь со словами, которые можно сказать владельцу клиники – чтобы и обидеть, и одновременно отомстить за свою обиду.
Он выдыхает сквозь зубы.
— С норовом, — уважительно тянет он и вдруг достает одной рукой из кармана сигареты. Прикуривает зажигалкой и тяжело выпускает дым.
— Да вы с ума сошли! Курить в операционной! — снова завожусь я от злости его поступком, бросаю уже не нужный инструмент, от чего все гремит и ерзает. — Может, вам еще виски налить?
— Было бы неплохо, — он встает и накидывает на себя кожаную куртку. От вида его совершенного тела у меня перед глазами рябит. Не может быть, чтобы этот брутальный мужчина был владельцем современной медицинской клиники. Скорее, такие парни рассекают на байках, участвуют в незаконных скоростных забегах, ну или в боях без правил, на худой конец. — Нальешь потом, но сейчас у меня дела.
— Да вы с ума сошли! — восклицаю, повторяя эти слова как заведенная. Однако меня оправдывает тот факт, что парень действительно не понимает, что делает. У него реально не должно быть сил на то, чтобы идти к двери, однако он идет.
— Давно уже, малышка, — хмыкает он, с трудом достает ключ из кармана брюк и вставляет его в замок двери. А после вдруг морщится, щурится и начинает заваливаться на бок. — Чер-р-рт!