— Для того мы и пришли…
— Я вижу. — Судья перевел взгляд на Джона. — Значит, вас зовут Джон Дерри? Второе имя есть?
— У нас ни у кого нет второго имени, мистер Гернел. — Джон покачал головой.
— Судья Гернел! — Поправил старик. В его голосе не было недовольства, только указание, как правильно к нему обращаться. — Или «Ваша честь».
— Прошу прощения, ваша честь! Я не мог знать…
— Я это понимаю. — Судья едва заметно кивнул. Создавалось впечатление, что он экономит силы на каждом движении. Даже когда двигал к себе документ, который подписал Джон. — Итак, я не буду спрашивать, за что конкретно вас изгнали из вашего большого убежища. Все равно, проверить этого я не могу. Но гарантируете ли вы, что никого не убили либо не покалечили умышленно, не причастны к изнасилованию или краже?
— Да, могу. Я не делал ничего подобного. — Джон смотрел судьи в глаза.
— Хорошо. Понимаете ли вы, что вам придется у нас работать, чтобы быть полезным городу или горожанам? У нас нет безусловного дохода, у нас никто не платит денег просто так.
— Понимаю. Я готов это делать. Я и не думал, что можно жить, ничего не делая, за пределами Корпуса.
— Это хорошо. А что вы умеете делать? Не придется ли учить вас всему заново?
— Не придется. — Это в разговор вступила Саманта. — Я не знаю, каким образом, но Джон разбирается в технике, как даже мало кто у нас в городе. — И она рассказала судье, как он предсказал аварию на электростанции, когда они просто проезжали мимо. — А вещественное доказательство — у него на руке. — Саманта рассказала о часах.
— А можно посмотреть? — Судья протянул руку, и Джон снова снял часы, протянув ему. Внимательно осмотрев их, судья вернул часы Джону. — Отличная работа! Что ж, с тем, что вы сможете жить в нас и быть нам полезным, вопросов у меня нет. А знаете ли вы, что начинать придется с самого начала? От работы до жилья, и приобретения всех вещей… кроме, разве что, часов. И научиться многому, чему вас там не учили, а для жизни здесь — это необходимо… Вы понимаете это?
— Да, понимаю, судья. Нравится ли мне это? Наверное, не очень, как и каждому на моём месте. Но я понимаю, что, во-первых, у меня нет выбора. А во-вторых, если уж так случилось, то это не только трудности. Это и возможности, которых бы у меня никогда не было, если бы я остался в Корпусе.
Взгляд судьи немного смягчился, в нем появилась любопытство.
— А вы никогда не пробовали бежать из этого вашего Корпуса, как вы его называете, сами?
— Нет, у нас никому такое не пришло бы в голову. Все считают, что снаружи никто не живет, там все отравлено вследствие катастрофы, или Великого Пожара, как называют это у вас. Что воздухом нельзя дышать, а воду пить. Что это смертельно опасно. И тем более, никто не знает, что рядом есть такой город, который живет своей жизнью.
— Вот как? — Судья, казалось, был немного удивлен. — А где вы научились так понимать технику?
— Это благодаря игре, Ваша честь. У нас же почти никто не работает. Только врачи, юристы, полицейские и психологи по разрешению конфликтов. В замкнутом пространстве решить конфликты — это очень важно… Всё остальное, или почти всё делают работы. А людям надо как-то проводить время. У каждого из нас есть такой планшет, у меня, правда, его отобрали, — он и средство получения новостей, — хотя какие там новости, — на нём можно читать книги, в том числе написанные до катастрофы, и на нём же можно играть. Что многие и делают целыми днями, потому что больше заниматься почти нечем. Разве что спортом. Для каждого подбирается одна или несколько игр, в соответствии с его склонностями и способностями, где он может достичь успехов, и ему будет интересно. Мне всегда нравилась игра «Механик». Как она работает? Тебе показывается какой-то механизм. Старый двигатель от автомобиля, в том числе в разрезе, или искусственная рука для робота, или какой редуктор, или что-то еще. Его можно рассмотреть со всех сторон, как будто разобрать, а потом решить задачу — почему он не работает, как положено, какая в нём есть неисправность. Или — как его улучшить. Вот я этим и занимался с детства, мне очень нравилось. И теперь, когда я вижу такие вещи, то могу понять, почему они не работают, как надо. Или придумать что-то, что бы работало. Как эти часы.
— Ты смотри, какие умные… — пробормотал судья себе под нос. — У нас до такого никто не додумался. И до Великого Пожара — тоже…
— Что вы имеете в виду, Ваша честь? — удивился Джон. Судья строго посмотрел на него, и, видимо, хотел сказать, что судьям вопросов не задают. Но потом они переглянулись с Самантой. И старик пояснил:
— То, что кто-то разводит вас, игроков. Как котят. Обманывает, попросту говоря. — Судья подумал, что Джон может не понять сленга. Хотя его опасения были напрасными. — Сколько вас таких играет в эту игру? Очень много. Если взять по всему миру, по всем вашим Корпусом, то, наверное, миллионы. Сначала очень легко отобрать лучших, тех, у кого к этому способности. Затем подбирать для каждого задания. Для мощного компьютера это не проблема. Часть задач действительно игровые, например, с исторической техникой, которая у вас там не используется. А часть касается улучшения чего-то, что где-то работает. И вы все даёте свои идеи, свои решения. Бесплатно, обрати внимание, все или почти все игроки получают тот же безусловный доход, что и те, кто никаких идей не дает. Потому что не имеет. У нас за это платили бы. В мире до Великого Пожара — за это очень много платили бы. За каждое решение, за каждое изобретение. А здесь — игроки выдают десятки, а может, и тысячи решений. Из которых кому-то, — может быть, компьютеру, — только остается выбрать лучшее. И все это бесплатно! На самом деле, гениальная идея… — Судья покачал головой. — Но столь же непорядочная. Хотя чего еще от них ждать…
Джон сидел, будто на него вылили ведро ледяной воды. Черт побери, как же он не догадался сам?! Хотя даже если бы догадался, что бы это изменило, если бы он оставался в Корпусе? Судья, между тем, продолжал:
— Но у нас такого не будет. Люди, которые столько могут и умеют, у нас всегда будут полезны. — Он повернулся к Саманте. — Сегодня же отведешь его к Фреду. Я ему сам позвоню. И братьям пригодится, не так ли? А обустроиться на первое время ты ему советами поможешь, если уже озаботилась…
— Я тоже об этом подумала. Хорошо, что наши мысли шли параллельно. Значит, ваше решение положительное?
— Конечно. — Судья снова перевёл взгляд на Джона. — Я дам вам разрешение жить и работать в нашем городе. Не из доброты, а потому, что мы хотим, чтобы люди работали на нас, а не селились в лесу рядом с нами, и грабили нас, чтобы выжить. Итак, поднимтеи правую руку и повторяйте за мной: «Я… полное имя… клянусь… быть верным гражданином этого Города… работать в пользу его и его граждан… защищать Город и порядок в нём… не нарушать законов и не вредить тем, кто не вредит намеренно мне… и пусть буду я наказан, если нарушу это обещание!» Ну вот, теперь вы являетесь гражданином нашего города. Поздравляю! — Он поставил свою подпись на каком-то документе. — Надеюсь, что с вами все будет удачно. — И судья снова пробормотал себе под нос: — Не как прошлые разы…
Джон снова хотел задать вопрос. Но Саманта опередила его.
— Ты не первый из ваших, кто попал в наш город. За последние пять лет таких было… сколько? Двадцать семь? — Саманта посмотрела на судью. Тот кивнул. — Двое парней и одна девушка продолжают жить в нас у городе. Двое умерли от болезней, — подвел иммунитет. Двое, к сожалению, совершили самоубийство. Еще десять пока у нас, — пока не истек срок изгнания. Другие — вернулись назад, и не могли дождаться, пока смогут это сделать. К своему безусловному доходу и к своим играм. Туда, где чтобы тебя кормили, не надо ничего делать и не надо принимать решений относительно своей жизни.
— Вернулись?! — Джон был поражен. — Так в Корпусе знают, что снаружи можно жить, и что здесь живут люди, что здесь есть целый город?!
— Кто точно знает. — Судья закашлялся. Немного отдышался и продолжил. — Но они давно не видят в нас угрозы, и пока мы не вмешиваемся в их дела, они не вмешиваются в наши. А угрозы они не видят потому, что там живут другие люди. Сколько существует человек, когда кого-то хотели наказать, его лишали свободы. Так делали до Великого Пожара, так мы делаем до сих пор. А там людей, живущих в тюрьме, и которые не хотят знать другой жизни, карают свободой. Те, кто вернулись, вряд ли будут рассказывать об этом. Они только радуются тому, что их пустили обратно и вернули кормушку. Они считают, что в их жизни закончилось тяжелое испытание. А вот ты… я думаю, ты другой. Я думаю, тебе лучше будет остаться у нас. Но ты решишь через пять лет сам… А сейчас, пожалуйста, оставьте меня. Извините, но мне надо отдохнуть…
4. Инженер