— Ты же не станешь сегодня домой проситься, надеюсь? — мягко улыбнулась Дэдай, плавно подобравшись к Лилит со спины и заключив её в свои объятья, сцепив руки на плоском манящем животике своей ученицы. — Я хочу, чтобы ты осталась у меня до самого утра.
— Глупый вопрос, Ева. Только полная дура сбежала бы от тебя, предпочтя одиночество перспективе провести эту ночь с тобой, — тёмная с неким восторгом внутри прижалась ягодицами к своей госпоже, заставив ту непроизвольно прижаться в ответ. По телу светлой пробежала ощутимая дрожь.
— Потерпи немного, Лили, прошу тебя… — прошептала она. — Я бы хотела сделать это в более подходящем месте.
— Как ты прикажешь терпеть, коварно подкрадываясь ко мне сзади? Вы очень жестоки, моя госпожа…
— Лилит…
— Ну хорошо, хорошо, — разбойница отпрянула в сторону, расслабленно проплыв несколько метров до небольшой деревянной лестницы, периодически оборачиваясь в сторону Евы и ловя на себе её наполненный желанием взгляд.
Вытеревшись, она набросила на себя одежду, лишь для вида. Лишь для того, чтобы быть уверенной в том, что путь до спальни пройдёт в полной безопасности. Ева же облачилась в просторный атласный халат, вынырнув следом за ней. Босиком они преодолели эту томительную дорогу, после чего графиня плавным движением отворила дверь, пригласив Ли зайти первой, после чего зашла сама, надёжно заперев покои на замок.
— Вот и пора откровений подошла, — волнительно заговорила Ева. — Пусть это будет нашим личным небольшим праздником, ибо нам, в отличие от остальных, действительно есть, что отпраздновать! — с этими словами она легко избавилась от своего халата, оставшись пред Лилит совершенно нагой и несколько смущённой. Халат на некоторое время завис в воздухе, прежде чем приземлился на ближайший стул, словно так и было задумано изначально.
Быстро оказавшись подле тёмной, Ева поспешила избавить её от этих дурацких тряпок, рискнувших загородить собой прелестный вид. А затем последовал долгий и затяжной поцелуй, который демонстрировал всё накопленное за длительное время желание и разом выплёскивал все эмоции. Чувствуя, что до момента полной потери контроля над собой осталось совсем чуть-чуть, графиня высвободила слегка солоноватые губы Лилит из своих собственных и прошептала:
— Пора отдаться желаниям. И проверить твою теорию… Кстати… В чём она заключается?
— Отдаться желаниям… — улыбка украсила личико девушки, пока она разглядывала обнажённую Еву. Всё такую же прекрасную, как всегда. Этот вид был способен свести её с ума. Заставить сердце волнительно трепетать в груди. Жизнь изменила свой размеренный бег, и отношения Лилит с такой субстанцией, как время, приобрели чисто неформальный характер. Когда думаешь, что ничего в этой жизни уже не способно вызвать у тебя чистых искренних эмоций, то лжёшь самому себе. В лучшем случае ты мёртв лишь временно. Удар молнии может реанимировать тебя без предупреждения. Графиня Дэдай сыграла роль молнии в этой небольшой игре двух заблудших душ. И никто не возражал.
Ева сидела у неё на коленях, намертво вцепившись своими губами в губы Лилит, а румянец на её щеках ясно давал понять все её намерения. Девушки ощущали жаркое, обжигающее тепло своих тел. В один миг были отброшены все предубеждения. Лилит позабыла все слова. О чём вообще можно говорить в подобные моменты? Разве что, как обычно, повторять в сотый раз уже давно известные слова, ставшие эпитафией к чувствам, испытанным в день их роковой встречи. Иронично.
— Любопытство. Оно сгубило больше девственниц, чем любовь, — Лилит засмеялась, сжимая своими ладонями стройные плечи Евы. — Есть кое-что. Любовь многогранна, но, в конце концов, в самом сильном своём проявлении она сводится к приятному тянущему чувству где-то там, внизу, — сбивчиво и приглушённо говорила она. — Порой это чувство воспринимается словно высшая награда, которую ты можешь дать или получить. Многие люди жалеют о том, что самый волшебный миг столь скоротечен. Но что, если… — Лилит запнулась, словно школьница на уроке чтения, — Что если мы продлим его? Физиологию наших организмов нам изменить не под силу. Однако… Нам под силу ненадолго искривить ход времени. Ты понимаешь, о чём я?
Ева не могла найти в себе силы ответить; голос тёмной действовал на её сознание словно гипноз, заставляя смиренно ждать развязки, тщательно внимая каждому слову. Сладкий, слегка игривый и не лишённый нотки стыда и смущения, походившей больше на неуверенность в связи с попытками привнести что-то новое. Так и звучал в ушах графини тембр голоса её партнёрши. Мысли же были заполнены… А какая разница? Она понимала, о чём говорила Лили. И понимание это словно отнимало у неё дар речи.
— Я… Я понимаю… Кажется…
— А раз понимаешь… С твоего позволения, — Лилит осторожно надавила на ключицы графини, позволяя ей откинуться на мягкие шелка и оказаться снизу, — Я хочу, чтобы ты была первой.
Лилит находила забавным тот факт, что уже в который раз она проявляет завидную инициативу, желая первой доставить наслаждение Еве. Словно их отношения были жертвой, а это было одним из проявлений жертвенности. Как будто она нужна была Лилит сильнее, чем сама нуждалась в ней. Комплекс неполноценности. Но её можно было понять. Так много лет прошло с тех пор, как она в последний раз испытывала подобные эмоции. Столь многое забылось. Столь многому ещё предстоит учиться заново.
Тело графини обдало жаром сотни сладких поцелуев, каждый из которых оставлял после себя странное чувство облегчённости и недосказанности, словно подобное вообще могло хоть как-то сочетаться.
Лаская грудь Евы руками, покрывая её тело десятками поцелуев, Лилит, как и прежде, не спешила переходить к самому манящему. Она любила подразнить. Это доставляло ей несравненное возбуждение. Она изучала её. Каждый вздох, каждый стон, каждое движение, не важно, осмысленное или непроизвольное. Они делали это уже не в первый раз, поэтому даже без невероятной дедукции заметить подрагивание бёдер светлой и участившееся дыхание было несложно.
В этот момент разум Евы окончательно уступил её чувствам, поставив во главе самое сильное из них — желание. Из плотно сжатых из-за переживаемого напряжения губ вырвался сдавленный стон, повисший в комнате лёгким эхом. Когда жар внизу живота стал практически невыносимым, Лилит медленно принялась спускаться всё ниже и ниже, пока не достигла самого сладкого места на теле графини, заставив ту от внезапного прикосновения её губ впиться своими пальцами в тёмные волосы ученицы.
Дезертирша решила сжалиться над своей несчастной жертвой, ранее изнывающей по ласке, теперь же восторженно стонущей и послушно откликающейся на каждое движение языка Лилит всем своим телом. Каждую секунду стоны, вырывающиеся уже из приоткрытых уст Евы, становились всё выразительнее и громче, отражаясь от стен и стихая в тёмных пустых коридорах. Её сердце буквально испытывало себя на прочность, отчаянно гоняя разгорячённую кровь по венам и издавая звук, похожий на барабанную дробь во время какого-нибудь военного парада.
Ева была уже очень близка, недоставало буквально нескольких мгновений. Поймав самый подходящий, по ощущениям Лилит, момент, она, приподняв глаза вверх, осторожно вывела символ руны, направив эффект в сторону своей пассии. Когда чувства приближались к своему апогею, краем затуманенного взора, устремлённого куда-то ввысь, Ева смогла заметить черновато-бледное сияние чёрной магии, а затем почувствовала на себе её замедляющий эффект.
Одновременно с этим жар внизу живота распространился практически по всему телу, но из-за своей увеличенной продолжительности казался на порядок сильнее всего того, что когда-либо испытывала Дэдай. В один момент, который казался для жертвы руны и ласок Лилит вечностью, Ева издала стон, больше похожий на крик; почувствовала, как её покидает чувство реальности, а перед глазами вместо украшенного фресками потолка возникает чёрная пелена. Всё её тело в один момент обмякло из-за пережитого удовольствия.
Лилит не отстранялась от неё ещё долго. До тех самых пор, пока Ева сама не отпустила рук, которыми прижимала её голову ближе к своему лону. Только тогда Лилит почувствовала, что её обязанность выполнена. Но она не прервала ласки, переместив её в другие места. Ева, как и сама она, остывала не быстро, поэтому полностью лишить её тело внимания было бы грубо и невежественно. Лилит начала движение, только на этот раз вверх, повторяя свою дорожку поцелуев в обратную сторону. Сначала её уста мягко касались живота, затем грудей цвета белого мрамора, затем сосков, что поначалу казались невероятно твёрдыми, но сдались, когда пик удовлетворения остался позади. Закончилось всё губами графини, от которых она упорно не хотела отрываться, обнимая её и прижимаясь всем телом.
Лилит испытывала невероятную похоть от того, что делала сама. Она чувствовала её, как чувствовала и то, что внутренняя сторона её бёдер увлажнилась за считанные минуты с тех пор, как она только начала. И теперь она жаждала того же, чем только что наградила Еву. Жаждала столь сильно, что это поглощало весь её разум без остатка.
Когда картинка перед глазами вновь стала различимой, Ева поймала взгляд фиолетовых глаз Лилит, взгляд, наполненный дикой страстью и неудовлетворённым желанием, а её уши уловили совершенно неожиданный вопрос, который вовсе не вязался с обстановкой.
— Как… Как это было?
Странно, но после пережитого ранее потерянный дар речи вновь стал возвращаться к графине, позволив дрожащим голосом, чуть слышно одними губами произнести:
— О… Ты вскоре узнаешь…
По истечению пары минут Ева испытала невероятный прилив сил, вызванный непонятным ей до конца желанием отдать долг. Долг появился ещё утром, а теперь же… Определённо возрос до небывалых величин. А она не любила быть должной.