Отрицать этого было невозможно даже для Елены. Ведь очевидно, что прививая мне любовь к книгам, самостоятельно обучая меня всей образовательной программе и рассказывая мне о каждом моменте своей жизни, мой дед никак не ожидал, что его внук в будущем станет лживым, лицемерным наемником, для которого в первой очереди по важности будут стоять дело и собственная шкура.
— Не поздно все исправить, Майкл. Ты еще можешь начать жить так, как хотел этого твой дедушка.
— Да, наверное, ты права. Но перед этим я должен доказать самому себе, что я заслуживаю этого. Твоя мечта будет исполнена.
— Хорошо. — Сложив в коробку стопку выцветших местами фотографий с пейзажами неизвестного, но почему-то знакомого города, Елена внезапно выпрямилась и приподняла голову, — Что это за запах?
— Это сигнал к обеду.
Оставив гостиную в том же беспорядке столетия, я пригласил Елену на кухню. По размерам она не уступала прихожей. Тут помещался только холодильник, раковина, пара тумбочек, несколько полок на стене, плита и столик рядом с окном, вид из которого поражал своим «разнообразием»: шестьдесят метров бетона в высоту, от пяти до десяти метров — в ширину, и множество километров по обеим сторонам — в длину.
Горячий аромат, заполонивший собой всю кухню, пробудил внутри Елены разъяренного голодного зверя. Жадно вдыхая этот мясной запах, она упала на стул и стала требовательно смотреть на меня с предвкушением, ожидая своего блюда. Однако когда я наложил в тарелку массу из картофеля и кусочков мяса с разными приправами, ее лицо нахмурилось.
— Все нормально? — Поинтересовался я, наливая воду в чайник.
— Да, — начала она неуверенно, — просто… Если честно, то выглядит как-то не очень… Просто каждый раз, когда мне приносили еду в отель, она сразу зацепляла своим видом, и…
— Если взять кусок мяса и приложить к нему раскаленный паяльник, сделав похожим на стейк, он тоже начинал выглядеть красиво. Если полить блины машинным маслом, они тоже начнут выглядеть красиво. Если получать еду через пищепроводы «Ариадны», она тоже выглядит красиво. Однако я не осмелюсь сказать, что в таком случае наши желудки скажут нам «спасибо». В нашей утопии человек больше похож на гайку в механизме, которая из раза в раз выполняет одну и ту же функцию, не имея возможности на что-либо еще, так как все было решено уже за него — даже то, что он будет есть. Самостоятельная готовка еды — то немногое, что осталось у человека, чтобы почувствовать себя в какой-то мере свободным. Правда, как оказалось, эта свобода никому и не нужна.
Елена что-то одобрительно пробормотала, снова посмотрела на тушеный картофель со свининой — одно из моих лучших блюд — и попробовала его.
— О господи! — Воскликнула она обожженным ртом, — как это вкусно!
Я хотел было сказать что-то вроде «А ты сомневалась во мне», но она бы пропустила мою колкость мимо себя, полностью отдавшись пиршеству. Должен признать, меня поистине удивило то, с какой дикарской жадностью эта миниатюрная воспитанная девушка поглощал свой обед. Не было пауз даже на то, чтобы перевести дыхание — вилка Елены то и дело звенела о стенки тарелки.
«Неужели девушки так любят есть…» — успел подумать я.
Чайник вскипел в тот самый момент, когда Елена уже с видом аристократки вытирала рот салфеткой и любезно поблагодарила меня за «самую вкусную штуковину, что она когда-либо ела».
Не знаю, как можно описать чувство, когда твоя жизнь внезапно решила изменить имидж. Как будто на серое мрачное полотно, называемое до этого моим существованием, вдруг обрушился водопад красок. Еще только этой ночью я избивал человека до потери сознания, окончательно съехав с катушек, а теперь я со спокойным видом сижу за столом с чашкой крепкого чая и болтаю с той, кто стала моим шансом на жизнь… Видимо, я на самом деле вконец обезумел. Если это так, то современный мир все-таки смог меня сломать спустя столько лет, но меня это уже не заботило.
Даже если все эти яркие цвета красок в жизни являются всего лишь издевательскими галлюцинациями моего уставшего и дрогнувшего подсознания, то я буду наслаждаться этим так, как наслаждается наркоман новой дозой киберкайфа.
В течение всего дня мы проводили в моей квартире генеральное исследование каждого угла. Даже страшно подумать о том, сколько разных вещей было найдено нами: помимо тех же листовок и старинной литературы с пожелтевшими страницами, Елена притащила с балкона моего очередного ровесника — гитару, дедов подарок на какой-то День рождения. Вопреки всем просьбам и молитвам девушки, я так и не взял в руки музыкальный инструмент, хотя Елена очень хотела услышать мою игру, которой попросту не было. На гитаре играть я не умел — только планировал начать учиться, когда все это закончится.
— А можно… тогда я попробую сыграть? — Спросила Елена.
— Валяй.
Никаких дел не было. Никто более не потревожит нас, и эти двадцать четыре часа мы предоставлены исключительно самим себе.
Я устало рухнул в продавленную середину дивана и наблюдал за тем, как Елена, опустившись на небольшую табуретку, взяла черную гитару поудобнее, настроила ее, проверила струны. Спустя несколько секунд воспоминаний, ее воздушная рука слегка подлетела вверх, а сразу же после этого тонкие пальцы как бы случайно коснулись натянутых струн.
Музыкальный поток в воздухе появился не сразу. Сначала он просочился сквозь ее пальцы тихим звоном, коснулся ушей своим монотонным умиротворением. Слышалось в этой мелодии нечто печальное, одинокое, но в то же время невозможно сказать, что игра была пропитана одиночеством. Откинув голову на спинку дивана, я ясно представлял себе раннюю осень: густые зеленые леса, только начавшие покрываться золотом, ослепляющее солнце, уходящее в закат, заброшенность современного мира — тотальная изоляция от людского мира, полное единение с природой. Ни единой человеческой души, только этот прекрасный пейзаж и только эта душевная музыка, вместе с воздухом витающая спокойно между деревьев.
Но вот появились более твердые мотивы, нарушающие атмосферу спокойствия, но делающие эту мелодию только более совершенной. Конечно же, есть и среди этих густых деревьев свои хищники — не существует таких мест, где всегда бы процветала гармония. Ведь даже в Садах Эдема обитали люди, которые будут страшнее любого зверя. И далее игра Елены начинает чередоваться между расслабляющим, тихим началом и наступательным продолжением, больше похожим по звучанию на шаркающие шаги.
Как и в любой жизни, здесь присутствует борьба. И как и в любой борьбе, здесь должен быть победитель и проигравший. Они могут быть как похожими во многом, так и полными противоположностями друг друга, они могут принять совершенно разные формы, но в одном они согласны будут всегда: пока сердце бьется, эта борьба продолжается…
Я открыл глаза.
Не сразу стало ясно, что я заснул. Первые несколько минут я продолжал лежать на диване и пытался понять, почему это так внезапно пропало солнце, и вместо него в окна стали светить прожектора от стены Внешнего кольца. Музыка пропала так внезапно, но память до сих наигрывала тихонько ту удивительную мелодию — такое чувство, будто вся эта игра мне приснилась. Я понял, что это не так, по гитаре, которая осторожно была оставлена около табуретки рядом со мной. Мертвую тишину нарушал только слабый шум воды.
Пока я спал, Елена решила принять ванну. Что ж, мне кажется, что она очень давно ждала этого. Так уж вышло, что за все время нашего, мягко говоря, «приключения», нам по пути не попалось ни одной ванной комнаты и ни минуты свободного времени. Скорее всего, ранее полуночи Елена из воды уже не вылезет.
Время давно перестало играть для меня важную роль, так что я не мог сказать, во сколько я заснул и много ли часов проспал. Но как бы там ни было, за это время Елена привела гостиную в небывалый порядок. Весь хлам был разложен назад по коробкам, а сами коробки в аккуратном порядке убраны в кладовку, и теперь, если дверь в нее открыть, на тебя больше ничего не обрушится, похоронив с головой. Все так ровно и на своем месте — настоящая мечта перфекциониста.
Когда Елена вышла, на моих часах время показывало десять минут первого. Я бы сказал, что вижу перед собой совершенно другого человека, если бы не эта жуткая усталость в глазах, которая была и у меня самого. Это был первый раз за очень долгое время, когда мы наконец-то обрели возможность на отдых и здоровый сон. Пусть и не на слишком долго.