Рассуждения на тему: «Почему эта девушка вообще помогает тому, кто её похитил?» — отзывались еще одной тупой болью, только в этот раз в голове. Поэтому я старался думать как можно меньше.
К счастью, народу на станции было немного, и мы, забежав в уже начавший отбывать поезд до «Комсомольской-Централ», оказались в почти пустом вагоне. Елена помогла мне опуститься на сиденье, и моя спина заныла тупой болью сразу, как только та прислонилась к мягкой спинке. Так плохо, мне, кажется, не было еще никогда, и поэтому я сразу же потерял сознание.
Елена смогла привести меня в чувства, когда мы доехали до конечной станции Централа. Продолжая пребывать в полусознательном состоянии, я показал своей спутнице на поезд, куда нам надо пересесть — «Комсомольская-Подгород» — и та послушно кивнула, даже не думая отпустить меня хоть на минуту, чтобы перевести самой дыхание.
Дорога, уходящая спиралью по колонне вниз, показалась мне мгновенной. Скорее всего, я опять лишился ненадолго чувств. Поезд остановился, и мы с Еленой вышли на платформу станции, которая разительно отличалась от той, что была там, наверху. Эти отличия начинались от освещения, которое было тут неоновым, и заканчивались даже воздухом. На этой станции дышалось намного тяжелее.
Девушка, которую я украл из отеля «Аркан», и которая спустя каких-то полчаса уже помогала мне передвигаться на ногах, тоже обратила внимание на неожиданно изменившуюся атмосферу, ставшую более темной и мрачной, однако у неё пока не было времени на расспросы.
Но когда мы все-таки вышли со станции наружу, и она увидела, что ясное солнечное утро внезапно сменилось темной ночью, она не выдержала:
— Что это за место?
— Это те самые кости старого мира, на которых построен ваш «Небесный замок». — Прохрипел я ей в ответ.
Глава 4
Глава 4
Кости старого мира
Я до последнего надеялся, что смогу пересилить эту боль во всем своем теле, но надежды далеко не всегда сравнимы с реальностью. Мало того, что перед моими глазами все начинало медленно плыть, так еще и Елена, помогавшая мне все это время, уже громко дышала и часто оступалась. Было понятно, что если мы продолжим наш путь в том же духе, то мы никуда не дойдем до следующего утра.
По моей просьбе Елена опустила меня на скамью у подъезда ближайшего черного дома и облегченно вздохнула, упершись руками в колени. На все её вопросы я не ответил, потому что слова напрочь отказывались выходить наружу. Практически за минуту до очередного обморока я достал из своей сумки шприц, раскрыл его, вложил внутрь ампулу с «лекарством» — если это можно так назвать — закрыл со щелчком. Затем закатал рукав пиджака, а потом рубашки и вонзил одноразовую иглу в вену, проходящую по центру предплечья. Нажал на спусковой крючок, мимолетная боль, вена чуть вздулась, и на руке появилась уже пятая точка.
В такие моменты я себя так ненавидел, как никогда раньше. Хотел бросить, пытался, но каждая попытка у меня быстро терялась в нахлынувшей волне облегчения, смывающей собой всю физическую боль. Прямо как сейчас.
— Что это? — Неуверенно спросила Елена.
— Стимулятор. Что-то вроде обезболивающего. — Больше не чувствуя никаких травм, ответил я ей. — На некоторое время заглушает боль в организме.
— А почему тогда сразу им не воспользовались?
Я посмотрел на спутницу, заметил её подозревающий взгляд, зафиксированный на шприце с опустевшей ампулой, и понял, что именно она хочет узнать.
— У этого «препарата» есть… скажем так, определенный срок службы. Когда пройдет полчаса, срок действия истечет, и боль вернется ко мне, только уже усиленной во много раз. Полагаю, что через… — я лениво посмотрел на наручные часы, — двадцать девять минут и сорок секунд мне даже моргание будет приносить такую боль, словно глаза наружу вытаскивают крючьями.
Елену передернуло от такого сравнения, и теперь она смотрел на меня с укором.
— И вы считаете, что это лучший вариант?
— Ты уж определись. — Усмехнулся я, достав ампулу и метко бросив её в стоявшую напротив урну. — Сначала спрашиваешь: мог бы я сразу так сделать, а теперь пытаешься сказать, что это было глупо с моей стороны.
— Так ведь я не знала, что именно вы себе вкалываете!
— Не знаешь — не лезь. — Очевидно, последнее было сказано зря, о чем я догадался по обидчиво-грустному лицу Елены, и поэтому я решил сменить тему. — Впрочем, неважно. Я бы ни за что не стал бы делать этого, если б у меня не было козырей в рукаве. Тут недалеко… ну, сравнительно, недалеко живет одна моя знакомая. Нам надо успеть добраться до нее за эти полчаса, она сможет решить, что со мной делать.
— Так идем.
Она хотела было снова подставить мне свое плечо, чтобы опереться, но я показательно поднялся сам и уверенно зашагал вперед, дыша полной грудью, которую больше ничего не кололо изнутри.
Пока мы шли по месту, ничем непохожему на то, где мы были до того, как сели в метро, Елена смотрела на всё с полным непониманием. Она не могла вообразить, почему тут такие узкие улицы, почему каждый проходящий мимо человек в странной одежке смотрел на нас с подозрением, почему тут такой тяжелый воздух и самое главное…
— Мистер Майкл, а почему тут так темно? Сейчас же должно быть утро.
Услышав это, я внезапно врос ногами в землю и застыл, гадая, не послышалось ли мне. Обернулся, увидел по искренности в глазах, что Елена на самом деле не понимает этого, и кивнул:
— Верно. Сейчас двадцать минут одиннадцатого.