Бросившись следом, Йемо вздрогнул от скрипа: мантия, пригвождённая к мачте, надорвалась от натуги. Он вцепился в рукоять ножа, но тот был воткнут до того глубоко, что отказывался поддаваться. Стюр одним махом запустил тиру под шатёр, где та кубарем налетела на борт.
— Не подходи к ней, тварь! Мьерда! — отчеканил взбешённый парнишка, трепыхаясь, как та рыба в сетях.
Стюр только посмеялся, присев на одно колено перед палаткой и нарочито сбросив с себя плащ. Ансельмо ясно представил надругательство над любимой, что на сей раз случится не без его ведома и даже присутствия. Мадхус, чудовища, черти — вот их естество. И никогда — друзья, никогда — соратники, никогда — побратимы.
— Я пойду с тобой! Сделаю всё, что надо! И корабль чёртов забирай! — захлёбываясь слезами, взревел Йемо голосом, готовым сорваться. Частое дыхание превратилось в надрывных хрип загнанной лошади. — Лало! — вцепившись в мачту за спиной, монах из последних сил вытолкнул себя вперёд, и ткань мантии разорвалась. Свалившийся на палубу трэлл оказался подхвачен под руку юрко перемахнувшим через скамью Йормундуром.
— Брат, неси какой-нибудь канат, свяжем его!
Не мешкая, викинги на пару скрутили мальчишку, сидя привязав его к мачте, так что за верёвкой и рук не разглядишь. Из шатра слышались тонкие всхлипы Олальи. Когда вечерний свет окончательно уступил сумраку, в чашах с углями развели полымя. Три жёлтых огонька, покачиваясь, плывут сквозь мрак на фоне необъятного купола неба в редких синих мазках, постепенно растворяющихся в свете мириады звёзд. Столь ясного и правдоподобного рисунка небес Ансельмо не видал ни в атласах легендарных путешественников, ни в пейзажах родной Аросы. Вот Орион, Заяц, Малый и Большой псы… Тишину прерывает лишь мерный плеск волн о корабль, шум моря и убаюкивающий древесный скрип.
Йормундур вернулся с каким-то деревянным тазом, уселся на лаву лицом к пленнику, и посудина громыхнулась о палубу. Закатав рукава, помогая себе зубами, северянин за хвост вынул крупную трепыхающуюся рыбу, и ещё борющаяся за жизнь тварь с размаху ударилась о доску, раз и другой, пока не обмякла. Йорм вернул животинку в таз, в руке появился маленький ножик, и мужчина озадаченно облокотился на колени, долго хмыкнув.
— Что скажешь, трэлл, жалко рыбку тебе? Ты ж у нас всех жалеешь, да? Кроме себя, вестимо. — крепкие зубы сжали рукоятку, и вяло трепыхающееся рыбье тельце вернулось в слизкую ладонь. — А я вот хошу одной рукой наушитьшя шнимать шешую. — лезвие уверенно вошло в брюшко ближе к голове и рассекло его до хвоста одним уверенным движением. Придавив рыбу к колену култышкой, Йорм освободившейся рукой вынул мелкую требуху и вновь взялся за нож. — А я, как увижу рыбу или, там, куропатку, вот прям хочу её прибить! Взять хотя бы красного окуня — тупейшая морда! А морская щука? Ну крыса же с плавниками — один в один!
Йормундур исхитрился придавить рыбий хвост так, чтобы левой рукой соскребать чешую, вот только животное продолжало биться и нещадно выскальзывать.
— А омары? Наша повариха в детстве бросала их в котёл с кипятком ещё живыми. Мне нравилось смотреть, как их панцири из бело-рыжих становятся красными. Они силились выползти из котелка, а я их — тюк ложкой!
Ансельмо отвернул лицо в тень, чтобы не выдать улыбку:
— Лучше б пригвоздил эту несчастную рыбу ножом к скамье. До утра провозишься. — после истеричного крика голос так и не вернулся.
Йормундур с любопытством хмыкнул и последовал совету своего трэлла: осталось лишь раздобыть второй нож. Глухой смех воителя вдруг сменился напряжённым молчанием. Пряча лицо за раздуваемыми ветром волосами, мужчина поднял голову, и в чужих глазах пленник разглядел презрение.
— Ты у нас святой мученик Ансельмо, м? Подставляешь вторую щёку, даже если раз по роже получил. Знаешь, что? Меня этой дребеденью не проведёшь. В доме у Диан Кехта ты… — полушёпот Йорма сорвался на рык, а кулак вонзил нож ещё глубже в рыбью голову, брызнув кровью. — Какого ляда это было?
— Знаешь, если б ты сам не противился, я сдержал бы клятву. — холодно прошептал Йемо.
— Клятву? — щёки северянин налились кровью, дыхание стало тяжелее. — На кой ты вообще давал мне клятвы?! Ты мне… ты просто трэлл! Возомнивший… что мы друзья!
— О нет.
— Тогда что?!
— Да просто. — парень откинул голову, устремив глаза к звёздам. — Ты страдал и нуждался в помощи. А сейчас тебе только хуже, потому что Стюру твои планы не по душе, и он вот-вот уйдёт.
Йорм подскочил, как ошпаренный, нога отшвырнула таз с рыбой, который, опрокинувшись, забарабанил по палубе. Упав на колено перед трэллом, хозяин до боли сжал детские щёки в руке.
— Ты мне не спаситель. Усвоил? И даже не мечтай меня исправить. — с этим Йормундур зубами сорвал с культи длинную холщовую повязку, запхав глубоко в рот напрасно сопротивлявшемуся невольнику. — Люди никогда не меняются, Водан мне свидетель.
Сумерки сгустились, открывая дорогу колеснице Мани и сизому с подпалинами варгу Хати. Время близилось к полночи. Йормундуру не спалось: во сне причудилось, будто голос велит ему укрыть Йемо одеялом, ведь тот продрог под северными ветрами. На палубе хозяин бросил взгляд на спящего монаха и, плюнув в затухший костёр, взобрался на лаву для гребцов, чтобы облегчиться в море. Глядя на лунную дорожку в бескрайней водной глади, справлять нужду особенно сладостно, но не успел нормандец оправиться, как за спиной увидел какую-то чертовщину. Огни в железных чашах горят уже не жёлтым, а невиданным изумрудным пламенем, а на вёслах…
Йемо проснулся от гулкого плеска за бортом, и тут же расслышал крик Йормундура. Стюр не проснулся, и Лало не откликнулась на отчаянный зов. Трэлл хотел закричать, но вспомнил о злосчастном кляпе, и клятая верёвка не давала пошевелиться. В ужасе монах осознал, что по ту сторону мачты кто-то есть: повеяло ледяным холодом и каким-то зловещим присутствием. Нож, так и воткнутый в голову рыбы на лаве, сам собой выскочил из неё, стремительно отлетев в сторону Йемо. Обливаясь холодным потом и истошно мыча, он вперился глазами в лезвие, а из-за мачты медленно вползла чья-то еле различимая костлявая рука, накрыла нож и притянула к себе. Шух! — и сердце на миг захолонуло, но тугие путы упали, и Ансельмо смог броситься к борту, не чувствуя ни затёкших рук, ни ног.
Выплюнув кляп, Йемо заорал, как резаный. Корабль был полон невиданных созданий, сотканных как будто из зеленоватой дымки. Огромные тощие мужи с косматыми бородами и волосами укутаны с головы до ног в плащи, какие носят моряки. Иные надвинули на глаза капюшоны или широкополые шляпы. Прозрачные одеяния изорваны, сами призраки — сухие и костлявые подобия мертвецов, а очи — тёмные провалы, как у скелетов. Малейшее движение — и сущности развеиваются в воздухе, снова собираются, подобно водному отражению.
— Йорм, молю, спаси меня! — от страха голос прорезался, подросток забился между лавками, не находя себе места.
— Да помоги же ты мне, брось верёвку! — донеслось, захлёбываясь, из-за борта. — Холодно, сейчас окоченею, дурак!
От сна наконец отошёл Стюр, вывалившись на четвереньках из палатки. Завидев призраков, берсерк обомлел, но решительный бас немедля прорезал тишину:
— Лало, мой меч, быстро!
Женская рука по локоть высунулась из палатки, величественно устремив поднятое оружие к небу. Перехватив рукоять, что давно лежит в ладони, как влитая, Стюр принялся махать лезвием то вправо, то влево, лишь колыхая изумрудную дымку.
— Йемо, спасай Йорма! Возле тебя верёвка!