— Ну что ты, Оли, — Истрил вытерла уголком платка слезы у девчушки и у себя. — Не переживай, хлебушек я привезла. Это не главное. А главное… Вот, это Ольт, сынок мой нашедшийся, это он меня спас. А это… — остановившийся возле двери Карно как медведь переминался с ноги на ногу, опустив голову, но исподлобья пожирая единственным глазом дочку. — Признаешь ли? Посмотри хорошо.
Девочка замерла, вглядываясь в здоровенного одноглазого мужика и молчала, боясь высказать вслух свои ожидания. Все замерло в избушке и тут Карно не выдержал, развел свои грабли вширь и шагнул вперед:
— Олентушка, доча моя… — из единственного глаза покатились крупные слезы. Голос его вдруг осип и срывался от перехватываемого дыхания. — Это же я, отец твой. Иди ко мне, доча…
Девочка медленно, еще не веря ни себе, ни людям, склонила голову набок, но потом то ли сам голос, то ли интонации что-то пробудили в ней, что-то глубоко спящее и ждущее своего часа, и она вдруг молча кинулась на шею Карно и зарылась лицом в бороду. Бывший разбойник только открывал рот, словно вытащенная на берег рыба, не в силах сказать хоть слово и только слезы безостановочно все текли из зажмуренного одинокого глаза. Так они и замерли молчаливой, но красноречивой в своем безмолвии, статуей. Вельт с Жаго стояли у двери и тоже украдкой вытирали глаза. Ольт взял их за рукава и потащил на улицу.
— Вельт, там, где-то у колодца я видел ведерко, ты бы принес водицы, а ты, Жаго, давай мешок с припасами, тащи в дом. Сейчас я что-нибудь вкусненькое соображу. Не каждый день отец с дочкой, которые, подумать только, десять лет не виделись, встречаются.
Мужики, даже не думая возражать, что ими командует какой-то малолетка, живо взялись за дело. Ольт вернулся обратно в жилище, где все оставалось по-прежнему. Отец с дочкой как замерли посередине избы, так и стояли, только Олента вытащила свое личико из-под бороды отца и теперь прижималась щека к щеке и что-то тихонько шептала. Истрил уже сидела за столом и по-доброму улыбалась, глядя на семейную идиллию. К ней новоявленный повар и обратился:
— Интересно, в этом доме кастрюля найдется?
— Конечно! — по-детски непосредственный возмущенный голосок раздался с той стороны, откуда Ольт совсем не ждал. — У нас порядочный дом и в нем есть все нужное для хорошей хозяйки. А зачем тебе кастрюля?
Олента уже слезла с отца, который широко и счастливо улыбаясь, наконец уселся на лавку, и тащила из угла, где оказывается стояла полка с посудой, большой железный котел. Ольт, не отвечая, принял его и провел пальцем внутри и снаружи посудины, но придраться было не к чему — котел был идеально чист.
— Еще его можно лизнуть. — ядовито сообщила малолетняя язва.
— Лизать его мы не будем, разве что потом, вылизывая остатки… Хм… Думлямы? Да, точно, будем варить думляму!
— В первый раз слышу. Отравить хочешь?
— Зачем? Все рано у вас взять нечего.
— Это у нас нечего!? Да у нас только одной посуды на серебрушку наберется… Ну на половину точно!
— Хорошо, уговорила, придется травить. Капуста, картошка есть?
— А-а-а. Я так и думала, отравитель! — тонкий пальчик обвиняющие уставился в Ольта. — Есть, на огороде, картошка правда еще молодая, но кушать уже можно, даже вкусно.
— Молодая — это хорошо. О, Жаго, это ты вовремя. Там у девушки на огороде есть картошка и капуста, тащи сюда. Только не забудь картошку помыть.
— Эй! А че это ты в нашем доме раскомандовался?
— В нашем доме, в нашем. Я твой братик Ольт. А раскомандовался… Ты же хочешь попробовать думляму?
— Вот еще! Ну хочу… А что это такое — дум… дурнема?
— Ну надо же, какая умная у меня сестренка, сразу раскусила суть блюда. Уж в этом доме точно нема дур. А готовить будем дум-ля-му. Это такое редкое лесное блюдо…
— Рецепт которого ему нашептал один знакомый медведь. — смеясь закончил за него Карно.
Взрослые с улыбками смотрели на перепалку детей, радуясь, что вот они, их дети. Живые и здоровые. Не об этом ли они мечтали долгим одиноким вечерами?
— Ну вот, ничего нельзя скрыть. Я же не говорю про медведиц, которые спрашивали про некоего охотника… — проворчал мальчишка, скорчив недовольную рожицу. — Вельт, ты куда пропал? О, водица! Теперь тащи наше мясо. Дядюшка Карно, а ты лучше, чем смеяться, развел бы огонь. С дочкой встретился, надо отметить такое радостное событие хорошей едой.
Честно говоря, Ольт решил готовить думляму, потому что у него не было на масла, ни жира. Вообще поблизости ничего похожего не наблюдалось. Даже кусочка сала не было видно. Ольту стало понятно до чего нищенски жила Истрил до встречи с ним. А думляму можно готовить вообще без жира, в собственном соку. Причем многие знатоки только так и готовили. Все завертелось, закрутилось вокруг малолетнего повара, уже доказавшего свое умение готовить вкусные диковинные блюда. Чем хороша думляма, в нее можно положить почти все, что растет на огороде. Не было только помидоров. Сам овощ был известен, но произрастал далеко на юге, и для здешних мест был скорее экзотикой, чем необходимостью. Но обошлись и без них и уже через час усиленного труда всего коллектива содержимое котла забулькало под плотно закрытой деревянной крышкой. Когда варево закипело Ольт вытащил из очага лишние поленья, убавив огонь, притащил из своего мешка специи, и задумчиво пробуя и добавляя то одно, то другое, пока его вкус не сошелся с его же мнением, заправил думляму и опять плотно прикрыл котел крышкой.
— А теперь дружно ждем.
— Чего ждем? — тут же отреагировала неугомонная девчонка. Ольт еще не узнал ее толком, но уже видел, что она была еще та оторва. Впрочем, он не удивлялся, учитывая, что воспитательницей у нее была Истрил. Тут еще и природная живость характера сыграла свою роль. Неугомонная оказалась девчонка.
— Ждем, когда одна любопытная девчонка умрет от голода. Нам тогда больше достанется.
— Не дождетесь. — проворчала Олента. — Уж с часик-то я выдержу.
Взрослые улыбались, не вмешиваясь в пикировку детей. Где-где, а в иерархическом обществе определить статус друг друга было первейшим делом, но дети оставались детьми даже здесь. Истрил стала расспрашивать Оленту, что произошло в деревне за время ее вынужденного отсутствия, как она сама жила, чем питалась. Новостей было не очень много. Всякая мелочь, которая никого не интересовала. Да и не до них было. Естественно, что Олента их пропустила и сразу перешла к главному. Всю деревню волновало сейчас только одно: как пережить предстоящую зиму. После того, как пропал первый сбор, в котором было и двое мужиков из их деревни, которым было поручено продать все, собранное деревней и закупить на всех зерна, крестьяне кое-как наскребли на еще один сбор. Но он не шел ни в какое сравнение по богатству мехов с первым. Так, остатки роскоши. И конечно за эти «остатки» и получили соответствующе. И того, что получили не хватит не то, что до середины весны, когда пойдут первые грибы и вырастут хоть какие-то съедобные травы, а даже до конца зимы. Конечно крестьяне занимались в лесу заготовками, но ягоды и грибы — это не еда, и с огорода много не снимешь и не заготовишь на зиму, а самое главное — не было хлеба. Тех немногих денег, которые выручили с последнего сбора, хватило только на то, чтобы купить по паре мешков зерна на семью. Если даже не молоть муку и печь хлеб, а просто сыпать в похлебку для сытости, и то не хватит чтобы накормить всех, тем более семьи в деревнях по традиции были многодетны. Так что многие семьи, особенно, где не было кормильцев, ждала банальная смерть от голода. А тут еще барон Кведр со своим осенним налогом, на который уже ничего не оставалось. Вся деревня с фатальной обреченностью ждала его прихода. Брать с них было нечего. Горячие головы звали уйти в леса, но старики лишь качали головами. Мучительная смерть в лесу от голода и от клыков диких зверей ничем не лучше смерти от мечей баронских дружинников. Немногие еще оставшиеся крепкие мужики с обреченностью отчаянных приготовили самодельные копья и достали из запасов стрелы с железными наконечниками. Если уж умирать, так лучше тут, в родной деревне. Пятнадцатилетняя оккупация не выбила из эданцев духа свободолюбия. Хотя хватало и тех, в основном из стариков и вдов, кто надеялся, что может барон Кведр и не заберет все, может оставит хоть что-то, хотя в это никто не верил. Но человек всегда, даже в безнадежных ситуациях, цепляется за надежду. Поэтому и не слышали путники даже собачьего бреха, поэтому и было так безлюдно на улице деревеньки. Все ждали карателей.