Мать перестала плакать и с удивлением и надеждой смотрела на сына, который сыпал непонятными словами, но то, что появился шанс спасти мужа, она поняла.
— Если есть шанс его спасти, то пять процентов ваши!! — она решительно посмотрела на целителя.
Он пожал плечами, — Как хотите! А ну, свалите, — сказал Боргу и его брату.
Когда они отошли от отца, целитель воздел руки в воздух, и они засветились. Через секунду руки опоясали большие кольца сантиметров сорок в диаметре, присмотревшись, Боргаф осознал, что кольца состоят из букв и цифр, насколько он мог судить, не зная местного письма и цифр. Кольца вращались с огромной скоростью, и от них начал исходить свет, который окутывал отца. Через минуту все было законченно, кровь перестала извергаться из тела, но раны оставались открытыми.
Целитель даже не вспотел. — Даже если он умрет, вы будете мне должны! — мать закивала. — Вы знаете, что делают с должниками?
Мать потемнела лицом и после непродолжительно молчания сказала, — Знаю, не беспокойтесь, мы все заплатим!
— Хорошо, я надеюсь на ваше благоразумие. — он не стал прощаться, только пристально посмотрел на Борга и ретировался, оставив семейство один на один со своими проблемами.
Глава 4
Kaк только дверь за целителем захлопнулась, вся семья сначала перевела свой взгляд на бледного, как смерть отца и его открытые раны, а потом стали переглядываться, и в конечном итоге все взгляды сошлись на Боргафе.
— Ну и что нам теперь делать? — озвучил повисший в воздухе вопрос, старший брат Юно.
Боргаф посмотрел себе за спину, в надежде, что они смотрят на кого-то другого, и этот кто-то решит все проблемы. Но чуда не случилось, сзади было пусто, они смотрели прямо на него с немым вопросом. Боргаф потер лицо руками, собираясь с мыслями, и стал говорить, что делать. — Нам нужны иголка, нитка, горилка (водка или самогон).
Oни с недоумением посмотрели на него, — Зачем? — спросила мать.
— Для того чтобы заш…, — суровый взгляд старшего брата нервировал Борга, он запнулся, — нам нужно обработать, зашить и забинтовать его раны. — Никто не сдвинулся с места, писклявый детский голосок не внушал доверия или желания подчиняться.
Старший брат пошел в сторону Борга. — Откуда тебе вообще что-то знать, сопля!!? Мы потеряли половину нашего урожая и, скорее всего, отца из-за тебя! Если бы ты не вмешался, мы бы не влезли в долги, а отец смог бы уйти, как и полагается мужчине! — он подошел вплотную, Борг стушевался. — A теперь он будет долго и мучительно умирать!!
— Почему ты решил, что он умрет? — еще более неуверенно сказал Боргаф, робея перед грозным взглядом брата. — Раны больше не кровоточат, если мы их обработаем и зашьем, с ним все будет в порядке! — он попытался придать своему голосу побольше уверенности, но вышло так себе.
— Ты еще сопляк и ничего не понимаешь, — брат погрустнел, — я такое видел не один раз, даже из-за простой царапины люди умирают от горячки, а у отца огромные раны!! — Боргаф понял, что брат говорит о заражении крови. — Поэтому люди всегда отдают большую плату, за полное исцеление!
— Поэтому я и сказал, чтобы вы принесли горилку, она как раз и предотвратит горячку.
— Да откуда тебе это знать? Почему мы вообще должны тебя слушать?! — брат был не на шутку взбешён. Его можно было понять, вся ответственность за семью теперь ложилась на его плечи, а какой-то сопляк делал все только хуже.
Это был резонный и логичный вопрос — «Да откуда тебе это знать? Почему мы вообще должны тебя слушать? Откуда маленькому мальчику вообще что-то знать?» У обычного пятилетнего ребенка нет и не может быть жизненного опыта, даже для таких дремучих крестьян это очевидно. Экстремальность ситуации с нападением Гиги и последующим ранением отца, временно затуманило их разум. И довольно складное лепетание младшего с целителем, сбило их с толку. Но когда целитель ушел, просто остановив кровь и залечив внутренние повреждения, они остались с продырявленной проблемой, с которой не знали, что делать. Они обрекли себя на жизнь впроголодь или смерть, если урожай будет плохой, только из-за слов пятилетнего ребенка. Перед ними лежит умирающий глава семьи, и они понятие не имеют, как ему помочь.
Мысли Боргафа метались, пытаясь найти выход из ловушки, в которую он сам себя загнал. Еще внушительный вид старшего брата, пошедшего своей богатырской статью в отца, сильно его нервировал и не давал сосредоточиться.
— «Я не могу сказать правду, перерождение — слишком сложная идея, для таких простых людей, как моя новая семья», — Боргаф понурился.
Он несколько минут думал, что сказать, и в комнате все это время висела тягостная тишина. Одна идея была хуже другой, он не мог найти логического объяснения, чтобы они доверились его словам. Осталась мысль, которую он и сам считал несусветным бредом, но туша брата, нависающая над ним, и умирающий человек на лавке не дали времени придумать версию получше.
— Во сне ко мне нисходит бог Ра, в мире морфея он делиться знания и советами со мной!! — он попытался придать своему лицу, как можно более правдоподобный вид, но Боргаф еще с прошлой жизни совсем не умел врать.
У него начинался нервный тик, когда он пытался соврать, но это еще не все. B придачу к дергающемуся лицу, шла дурацкая улыбка психопата джокера.
B прошлой жизни, когда он первый раз попытался соврать своей семье, они пересрались не на шутку, когда увидели дергающееся лицо и улыбку маньяка-убийцы на лице десятилетнего мальчика. Через час после происшествия он уже был у психиатра, и пытался объяснить, что он не любит расчленять и есть детей. После этого он практически никогда не врал, а если и делал это, то получалось только хуже. Он был полностью уверен в том, что они сейчас ему скажут — «Что с твоим лицом?» — как говорили все, когда он начинал врать, а потом — «Хватит мне заливать, маленький мерзкий засранец», — обычно так говорила его тетя из прошлой жизни.
— Aааа, ну так сразу бы и сказал, — Юно расплылся в улыбке.
Улыбка маньяка-убийцы сошла с лица Борга, но лицо продолжало дергаться, он старательно пытался понять, не сарказм ли это, но это ему и раньше плохо давалось, а из-за волнения он вообще не понимал, что за эмоции на лице у брата.
— Сарказм? — на всякий случай спросил Боргаф.
— Сарк… — у Юно заплелся язык, он не знал такого слова, — сарк кто?
— Неважно! — Боргаф немного расслабил булки, и нервный тик отступил.