— Можешь представиться сам, — говорит охотник с лёгким недоумением.
— Хэш, мы это проходили. Этикет.
— Ладно, — сдаётся гигант. — Юдей, позволь тебе представить главного мандсэма СЛИМа — Буньяра Мелонима. Бун, это Юдей Морав, новый фюрестер.
Женщина протягивает руку, но бородач, вопреки её ожиданию, не пожимает её, а аккуратно касается губами. Часть отростков на пальцах погружаются в густую бороду и несколько раз мелко вздрагивают.
— Ага, реагируют на прикосновения и, дайте угадаю, тепло?! — спрашивает Буньяр, подняв глаза, и Юдей, с удивлением видит передо собой не взрослого инженера, а любопытного ребёнка.
— Приятно познакомиться, мар Мелоним, — церемонно говорит она и улыбается. — Не только.
— Ты свободен? — спрашивает Хэш.
— Пару минут для друзей найду, — отвечает Буньяр. Юдей кажется, что главный мандсэм совсем не в курсе того, что происходило в СЛИМе в последние дни, если так сходу называет себя её другом. Тень касается её лица, но тут же отступает.
— Можешь показать нам лаборатории?
— О, да! Как раз подоспел новый тцаркан, хочешь посмотреть?
— Уже вырос?
— Да. И с ним никто не может справиться.
— О чём вы? — спрашивает Юдей.
— А, легче показать.
Буньяр с ходу берёт быстрый темп и идёт, почти не смотря вперёд, всё время оборачивается и что-то рассказывает. В его памяти хранится вся история СЛИМа: неудачи, ошибки, открытия и гениальные прорывы за семьдесят с хвостиком лет.
На заре существования СЛИМ просто наблюдал кхалон. Не было ещё комплекса, а лаборатории представляли собой несколько палаток в огромной пещере, куда спускались по длинной лестнице, вырубленной в скале. Первопроходцам приходилось всё испытывать на себе, и потому многие гибли. Дело было даже не в самом мэвре, впервые экспедиция туда отправилась только через три года, после образования ведомства, сколько в следах, которыми изобиловала пещера. Тут были и небольшие лужицы лимфы, и несколько облачков пара, и куски кизеримов, большей частью сгнившие или даже истлевшие, но для первых исследователей всё равно очень любопытные.
— Конечно, многих убила лимфа, — рассказывает Буньяр. — Только поняли это далеко не сразу. Достаточно крошечной капли, чтобы организм начал меняться. Уникальное вещество. Химики и биологи мёрли как мухи, а руководство ничего не могло понять. Считали, что это из-за специфического влияния самого кхалона, но он-то, как раз, безобиден…
Юдей смотрит на правую руку и встряхивает головой, отгоняя воспоминания.
— Потом правила ужесточили, зато и смертность понизилась. Кхалон оградили сначала отдельной палаткой, потом возвели купол. Тот, что стоит сегодня — пятый по счёту. Новые материалы, — поясняет Буньяр, наткнувшись на вопросительный взгляд Юдей. — А с лимфой пошли подвижки, когда изобрели микроскоп, кстати, тоже здесь, но об этом мало кто знает. Выяснили, как она влияет на кровь и запретили контактировать с ней без спецодежды, да только к тому времени и контактировать было не с чем уже. Образцы закончились.
— И тогда…
— Тогда экспедиции. Первая, это, конечно, чудовищная ошибка, но что им было делать? Только пробовать.
— Но это ужасно!
— Жизнь первопроходца — концентрированный риск.
Первые смельчаки были отлично снаряжены, по последнему слову техники того времени. Их головы защищали непроницаемые для жидкости маски, одеты они были в цельные комбинезоны. Даже окажись они под дождём из лимфы — всё им было бы нипочём. Но по ту сторону отравленным оказался воздух, так что вернувшиеся скончались в течение нескольких часов. Трагедия послужила источником вдохновения для новых изобретений. Люди работали сутками, продвигались рывками и то время принято считать кузницей будущих мандсэмов. Инженеры и техники всех мастей работали вместе, перенимали знания друг друга и вскоре выделились в отдельное сообщество, чьи навыки, умения и знания рождали то, что ещё несколько лет назад считалось невозможным.
— Я бы хотел оказаться в том времени, поработать с нашими предшественниками… — мечтательно говорит Буньяр.
— А сколько вы здесь? — спрашивает Юдей.
— О, всего лет пятнадцать. Ничего выдающегося пока не сделал…
Со стороны Хэша раздётся булькающий звук. Буньяр останавливается и хмурится.
— Бун скромничает. Он изобретатель электрического генератора. Весь Хагвул светится благодаря ему.
Глаза Юдей превращаются в два ровных круга.