— Что-то не так? — спрашивает она.
Ибтахин медленно поднимает голову. Серая сталь сталкивается с золотой пылью. Юдей окутывает чужим гневом. Не сиди она за столом, точно упала бы. Реза будто горит злым чёрным пламенем изнутри, а его глаза отражают этот свет и пытаются спалить женщину до тла.
— Простите, — говорит Реза и встаёт. — Будь моя воля, я бы отдал вас тцоланимам на эксперименты. Директор. Хэш.
Он уходит, оставляя после себя наполовину полную тарелку. Юдей не ожидала такой реакции, но пытается сохранять невозмутимый вид. Получается плохо. Смятение смазывает уверенные черты. Будто бы на миг возвращается старая Юдей, ещё не прошедшая Испытание.
— Не волнуйтесь, — машет рукой Мадан, переходя к кофе с халвой. — Мы все восприняли утрату ибтахинов близко к сердцу, но Реза… Он буквально радеет за каждого своего сотрудника.
Против воли, на глазах Юдей выступают слёзы. Это не сожаление — оно покинуло её душу после пробуждения. Скорее интенсивная эмпатия. Она буквально ощущает то, что сжигает начальника ибтахинов: горечь утраты, стыд за провал, злобу и страх.
Хэш кладёт руку ей на плечо, одновременно предостерегающе смотря на директора. Тот мгновенно отступает, поднимает руки и округляет глаза.
— Простите, Юдей. Иногда мой язык…
— Ничего, — твёрдым, контрастирующим со слезами, голосом говорит она. — Ничего страшного. Бывает.
Озарение, раскрывшее для неё Резу, точечное, что чувствуют Хэш или директор Юдей не знает. Она быстро успокаивается, вытирает салфеткой слёзы и благодарно улыбается гиганту, хлопая его по руке, что обнимает её плечо.
«С ним хорошо», — думает она и только сейчас замечает, что Хэш смотрит куда-то в сторону. Проследив за его взглядом, Юдей натыкается на Хак.
Пожилая охотница стоит чуть поодаль. Приобретённая хладнокровность и недавний инсайт мешают Юдей интерпретировать, что она видит на лице Хак. Ненависть или ревность?
В любом случае, оно не сулит ей ничего хорошего.
Хэш не убирает руки, и Юдей приятно, но в то же время она не хочет повторения недавнего инцидента с Резой, потому сама мягко выбирается из-под тяжёлого объятия гиганта и садится прямо. Мадан тоже замечает Хак и с широкой улыбкой машет ей.
«Как будто она может пойти куда-то ещё?» — думает Юдей.
Охотница делает вид, будто ничего не видела.
— Доброго дня, — говорит Хак, присаживаясь с той стороны, где сидит Мадан.
— Хак, смотри-ка, кто к нам присоединился!
Она кисло улыбается директору, скользит взглядом по Юдей и кивает куда-то в сторону.
— Уже готовы к тренировкам? Расписание вышло плотное, но…
— Готова, — отвечает Хак. — А вот готова ли к ним наша курочка, другой вопрос.
«Курочка?»
Юдей вспоминает, как эта же самая женщина стояла у смотрового окна и выплёвывала из себя инструктаж, точно так же отводя взгляд. Возможно, тогда её сдерживало чувство вины, но теперь очевидно, что Хак за что-то невзлюбила новенькую, но вот за что? За размышлениями Юдей не замечает, как привозят еду.
— Что ж, приятного аппетита, — говорит директор, выбираясь из-за стола. — Дела, дела! Расписание будет у вас вечером, Юдей. Хорошенько отдохните, хорошо?
— Хорошо.
Хлипкая трапеция обращается треугольником с двумя острыми углами. Юдей старается как можно быстрее расправиться с бифштексом, и этот факт не укрывается от Хак.
— Не торопись, девочка. Подавишься.
Она не обращает внимания, делает вид, что вовсе и не торопится, но суетливые движения выдают её с головой.
— Наверное, не особо вкусно, да? — спрашивает Хак. Юдей вскидывает голову.
— Хак, — начинает Хэш, но охотница перебивает его.