— Тебе если по вкусу сырое, ты так Моли и скажи. Он заказы с придурью обожает.
Громко звенят приборы, брошенные на тарелку. Какой-то частью личности женщина понимает, что происходящее — борьба за территорию. Вот только что выступает территорией? Что так отчаянно Хак пытается оградить и защитить? На этот вопрос у Юдей ответа нет. Ещё немного — и сил контролировать себя уже не хватит. Слёзы и крики одно, но если управление перехватит другой импульс? Нельзя сбрасывать со счетов животную суть, как бы глубоко она не спала. Потому Юдей встаёт, что-то сдавленно бормочет и направляется к выходу. Следом встаёт Хэш.
Хак ловит на себе осуждающий взгляд сына. Такое случалось раз или два, но никогда прежде за ним не скрывалось разочарование. Охотница легко его читает.
«Думала, что будешь единственной в его жизни?» — думает Хак, наблюдая за тем, как гигант покидает кафетерий.
>>>
Юдей понимает, что ей некуда идти, только когда выходит на главную лестницу. Одна мысль о комнате приводит в ужас, первый полу-истеричный всхлип прорывается сквозь запоры самообладания и женщина садится на ступеньку. Она не плачет, скорее даёт напряжению выйти через слёзы. Хэш появляется пару минут спустя.
— Прости…
— Тебе-то за что извиняться? — спрашивает Юдей.
— За неё, — отвечает гигант и кивает в сторону кафетерия.
— Она взрослая, сама может.
— Она — нет. Я присяду?
Юдей кивает, но смотрит в сторону. Довольно глупо, учитывая, что взгляд девушки упирается в стену.
«Сплошные стены, повсюду стены. Как я устала».
— Хорошо её знаешь?
— Да. Она меня вырастила.
Юдей смотрит на Хэша. Гигант всё так же невозмутим.
— Что? Хак…
— Да. Ещё до того, как стала охотницей.
— Она была ибтахином?!
— С чего ты взяла.
— Ну… как бы ещё она столкнулась с кизеримом?
— Один из первых прорывов. Мне было двенадцать, кажется. Тогда вместо купола кхалон накрывала палатка и кизерим появился прямо в ней. Чёрный день…
— Не рассказывай, если не хочешь.
Хэш кивает и замолкает. Юдей вытирает слёзы и улыбается. Она представляет детство гиганта: пелёнки, крики, молодую Хак с бутылочкой и соской. Последнее кажется таким абсурдом, что с губ женщины срывается смешок.
— Прости, представила тебя младенцем.
В ответном взгляде гиганта сквозит недоумение.
— Это смешно?
— Да!
— Никогда так не думал.
— Так что, детство у тебя было ещё то, да? Ходил по линеечке и кушал строго три раза в день?