— Всё, приехали! — объявил Босяк на общей чистоте.
— Отлично, хоть ноги размять, да узнать, чем эта чернота вообще опасна, — ответил я, спрыгнув на бренную землю.
— Чем опасна? — спросил Ведьмак. — Например тем, что запирает тебя совершенно в другом районе, выход из которого либо через Внешку, либо через Центр.
— И это тоже, — подтвердил Босяк. Но вообще, сам всё увидишь и почувствуешь.
Временный привал устраивать не стали. Просто перепроверили снаряжение, закинули рюкзаки с обмотанным спецлентой всем — «Чтоб не разлагалось» — и пошли.
Уже стоя на границе обычного кластера с мёртвым, я словно смотрел на обычный мир под чёрно-белым фильтром. Только чёрный цвет по ту сторону словно живой манил к себе. Вещи блестели на солнце, переливаясь всеми оттенками чёрного. Это завораживало и пугало.
Неслышно чертыхнувшись, Босяк повёл группу вперёд. Стоило ему только ступить на чёрную траву, как она рассыпалась мелкой крошкой, которую хотел подхватить ветер, зашедший на проклятую землю вместе с ним. Но вместо того, чтобы унести прах дальше или вынести на тройник, ветер докоснулся до него и затих. Рассыпался сам.
Я словно слышал хруст под ногами. Даже пыль перетиралась в нечто куда более мелкое и неосязаемое. Старожилы смело вдыхали мёртвый воздух, я же опасался этой... субстанции. Повязал бандану в качестве маски на лицо и ступил на территорию мёртвого кластера.
Влияние необычной атмосферы ощутилось мною сразу. Закружилась голова, картина мира перед глазами немного поплыла и потеряла всякий цвет, оставив только черноту и бледные силуэты впередиидущих. Желудок, как и кишечник, начал сокращаться, призывая меня к опорожнению, а вскоре и мочевой пузырь наполнился до самых краёв.
Кое-как справившись с собой, нагнал Босяка и описал ему своё состояние.
— Это обычные чувства для первой ходки по черноте. Она старается нас выжать до самого дна, чтобы мы стали частью этого мира, не вернувшись в мир живых. К этому невозможно привыкнуть до конца, если в отряде нет «ходящего сквозь черноту». Дар чертовски редкий, даже реже клокстопперов. Может, у того каравана, который передал новость, такие есть, потому что они часто ходят через границу районов, а каждый район...
— Ограждён такой вот стеной. Знаю, не надо по новой.
— Что ж, ты прав. Лучше экономить силы, но передвигаться как можно быстрее. Даже монстры Улья, как Коновал, Седой и Ведьмак не могут на черноте дольше суток держаться.
— Кхм, последний рывок к вам занял у меня трое суток, а было это век с лишним назад, — вмешался Ведьмак. — А Седой вообще на черноте месяц стоял, близь этого тройника правда, но стоял.
— Это я так тороплю Алешу, мы можем растянуться и плестись, аки гусеницы, но как бы мы уже не опоздали. Битвы на черноте — это нечто страшное. Особенно с Неназываемыми. Они — единственные существа Улья, которые переносят черноту вообще без последствий для собственного здоровья.
Сложно представить, какой силой должен обладать человек, способный продержаться на мёртвом кластере месяц. Впрочем, живой пример перед глазами у меня был.
Ведьмак — полная загадок личность, предавшая сильнейшую (или просто самую известную) секту в Улье, называющую себя её детьми. Один из сильнейших рейдеров, которых я встречал, не раскрывший даже одной четвёртой своих сил. «Иногда мне кажется, что при желании Ведьмак может раскидать весь отряд в одиночку и вернуться в Большой Стикс, совершенно не опасаясь за свою жизнь».
Примерно на втором часе пути дико захотелось курить. Плюнул на это желание, так как сигареты с зажигалкой тоже были обмотаны и закинуты в рюкзак из особого материала. Не сказать, что чернота не брала такой рюкзак совсем, но для сравнения прочности я повесил на рюкзак ещё один рюкзак — самый обычный походный.
Результаты эксперимента планировал узнать на ближайшем тройнике. Наиболее полная карта маршрута каравана хранилась у меня в голове, а также в головах Босяка и Ведьмака. Мне её дали, как главному штурману и картографу групп. И тут важно уточнить то, что для мёртвых кластеров в Улье большинство рейдеров использует иное обозначение всего, за которым скрывается простое: «Это не трогай, туда не ходи — умрёшь». Единственное, в чём на таких картах можно быть на сто процентов уверенным — это зелёные зоны. Малые стабильные кластеры или обычные кластеры, на которые чернота ещё не оказала своё тлетворное влияние.
— Когда ж там будет этот тройник? Курить хочу — не могу! — облегчил душу.
— Нескоро, Алеша, ой нескоро, — ответил Босяк. — И да, сними ты эту маску! Не помогают они нихера. Чувствуешь, что тебя мутит? — кивнул в ответ. — Вот, это борьба споранов внутри нас с тлетворным влиянием местной атмосферы. Каждую секунду, которую ты стоишь на мёртвом кластере — ты умираешь и собираешься заново. Те же несчастные, которым не повезло стать антрацитом, просто истощили свой организм до такой степени, что ему неоткуда стало брать ресурсы на пересборку. Как-то так, — философски закончил он, после чего поправил лямки рюкзака и ускорил темп.
Ещё через час пришёл раздирающий душу кашель, такой силы, что маска тут же стала влажной, а кровь с неё в одно мгновение высыхала и осыпалась чёрным пеплом. Фил быстро снял её и дышать стало не то что легче, но как-то иначе. Воздух словно сам стал легче и чуть слаще на вкус. Сладость прибавляла моя кровь.
С каждым пройденным километром различия этих кластеров от обычных всё больше стирались из памяти. Казалось, будто весь Улей — это мир без красок, который убивает тебя, выжимая по капле. И самое страшное — это не монстры, люди или неназываемые, это — сама природа.
Местные виды прекрасны в своей мертвоте и вечности. Например, где ещё можно увидеть цветок, с одним опавшим на землю лепестком и севшей на него бабочкой? Правильно. Только среди мрака, где всё замирает. «Прямо как в стрип-клубе: смотреть можно, а трогать нельзя».
Скривился от собственной мысли, но долго бегать от природы и инстинктов не получится, а потому, когда разведка миром будет завершена, нужно будет отдохнуть не только физически, но и ментально. Ни разу за всё это время, мне так и не попадались иммунные девушки, а насиловать будущий труп — мерзость. «„Мерзость“, через которую ты пропустил Фила», — вновь напомнил внутренний голос.
Всякий раз, когда я уже хотел погрузиться в глубокий транс, сознание давало оплеуху в виде укола совести. Отвлекаясь на застывших бабочек, цветы, даже на солнечный свет, который не обжигал, сам теряя как в яркости, так и в теплоте. На Солнце можно смотреть без солнцезащитных очков — величайшая радость для многих детишек и взрослых, застрявших в детстве, наталкивающая меня на мысли о чём-то непомерно далёком.
Словно ощущаешь на себе прикосновение вечности, заглядываешь под тёмное одеяло, расшитое бисером звёзд, стремясь увидеть начало начал самой великой из блудниц — самой вселенной, матери всего. И если уж Стикс сшит из множества кусков такого одеяла, есть ли конец у жизни?
— Конечно есть, — услышал, как сквозь вату, голос Ведьмака. — Твой чуть не настал только что, а для наших врагов у нас припасено несколько десятков концов!
Осмотрелся. Я лежал на траве, на границе с чернотой.
Обычная зелёная трава, которая хрустит под ногами только после росы, в которой приятно пробежать босыми ногами. Потрогал рукой — ну точно! Недавно сюда легла роса!