— Это что ж, вы больше суток меня сюда тащили?
— Кто знает, кто знает... может мы все унеслись в вечность и застыли на середине пути?
— Не пугай босса! — вступился Алик. — Я ещё помню свой первый переход по черноте, как она тянет к себе. Это реально страшно.
— Да, особенно если есть склонность к философии и тяга к эстетике, — подтвердил Босяк. — А у тебя, Алеша, очень сильно и то, и другое, ещё и тяга к вечному.
— Так сколько вы меня на себе тащили? — мысли путались, а в голове всё ещё витали остатки вечности.
— Часов пятнадцать так точно, — прикинул Бык. — Может, чуть больше. Часы-то все остались в мешках.
— И надолго мы на этом стабе?
— Пока ты в себя не придёшь, и все не отдохнут. Да... давно я такой мощный поток сознания, направленный всюду и приходящий из ниоткуда, не чувствовал. Аж у самого голова заболела.
— Я примерно тоже самое почувствовал, — подтвердил Ведьмак. — Для пограничья мысли Алеши слишком чёткие. Как бы не прервали процесс познания «ходящего».
— Так вы с Босяком телепаты, что ли? — устав гадать, бормотал ли я под нос всё то, о чём думал, спросил напрямую.
— Да, мой дар в направленном сканировании людей. Что-то среднее между телепатом и ментантом, — ответил Босяк. — Седой потому меня в самые жопы отправляет — закаляет, чтобы ему смена была в командовании и наборе кадров.
— Ну а я — полноценный телепат, — присоединился Ведьмак. — В ментаты мне путь закрыт, ибо любое отрицательное намеренье бьёт по ментальному здоровью сильно.
«Ну, что ж, одним вопросом меньше, — решил я. — Зато добавилась куча новых, самые важные из которых, кто же эти ходящие по черноте и что именно за процесс осознания? Неужели, способность переносить черноту — это нечто большее, нежили простой дар Улья?».
Однако сколько бы я не бился над этими вопросами, постоянно оказывался у поворота в тупик, словно решение находилось либо чуть раньше по улице, и я его уже прошёл, либо чуть дальше, и надо просто пройти чуть больше.
Я стоял и смотрел на мёртвый кластер, пытаясь вновь ухватить то состояние, но чем меньше во мне оставалось влияния черного кластера, тем дальше от вечности. Попытка задуматься над теми же вещами в обычном состоянии вызвала лишь головную боль и прилив крови к голове такой силы, что из носа потекла тонкая струйка тёплой солёной крови.
Бросив попытки познания, стал помогать отряду с лагерем и чисткой оружия. Как оказалось, я не совсем правильно понял суть воздействия черноты на предметы. Пока человек жив ему нечего бояться за одежду на нём и за то, в чём нет механических деталей, зато стоит черноте поглотить его окончательно, как абсолютно всё становится частью проклятой земли. Отдельной статьёй стоит как раз-таки всё механическое. Всё вооружение, часы и даже моя зажигалка изнашивались сильнее, словно лежали десятилетиями и просто ржавели.
На тройнике, со всех сторон окружённом чернотой, мы провели только ночь, не учитывая часы на подготовку лагеря и сбор. Во время этого Босяк с Ведьмак спорили, что именно делать с моей тушкой, если я вдруг снова отправлюсь разумом в вечность.
В конце концов они пришли к согласию, что в случае чего будут тащить меня и до следующего тройника, но если же моё познание вечности за второй переход так и будет витать вокруг да около истины, не сдвигаясь ни на йоту дальше, то в третьем переходе — финальном — просто бросят мою тушку посреди черноты.
— Что ж, жестоко, парни, но и в этом своя правда есть, — согласился я и вновь последним ступил на мёртвую землю. Ради эксперимента закурил сигарету. Что с ней станет? Стоило сделать затяжку, как сигарета рассыпалась, а внутрь лёгких попал её прах.
К сожалению или к счастью, в первые часы перехода ничто не натолкнуло меня на рассуждения о том, о чём даже мудрейшие из людей имеют лишь понятие столь зыбкое, что оно рассыпается, только дотронься. Ни красоты, ни ужаса столь сильного не увидел.
Атмосфера уже не давила так сильно, да и природа вокруг не поражала своей необычностью. Однако переносить воздействие черноты стало на порядок легче, чем в первый раз, хотя между переходами прошло явно намного меньше времени, чем должно для полного восстановления.
— Есть несколько путей достичь просветления, — меж тем объяснял Ведьмак. — Первый и самый быстрый — это тот, которым пошёл ты, но он же и самый трудный, ибо познание сути вещей для человека очень сложно с самого начала времён. Второй способ требует больше времени и полноценной жизни среди всех обществ Улья. Я иду им. Жил среди «Детей Стикса», среди рейдеров и муров, но для полноты картины мне не хватает взгляда на институтских и внешников, нолдов и обычных. Хотя, познавшие Улей говорят, что второй путь откроется только для тех, кто сможет прожить хотя бы неделю среди атомитов, мутантов и пережить встречу со скреббером. Третий путь — это дать мёртвому кластеру поглотить себя, уйдя разумом настолько далеко, что станет неотличимо тело от травинки. Практически не различается с первым способом, разве что дар нужен особый, который отделяет дух от тела.
— А-а-а, — вклинился Босяк. — Крыло «Бессмертных»?
— Оно самое.
— Жуткие существа. Неназываемые от мира людей. Не умирают, умеют становиться нематериальными, по черноте ходят, что по обычной земле. Высшая каста килдингов, — пояснил Босяк для меня.
— Да, до «Бессмертных» никому не дотянуться. Разве что тебе, так как ты победил скреббера. Ну, как «скреббера»? Не совсем его. Скорее дух, который нашёл оболочку в виде того элитника, который нас тогда чуть не угробил, но да, они очень похожи на них и на «Бессмертных».
Словно что-то почувствовал во время того, как Ведьмак назвал неназываемого своим именем или тем, что его заменяет.
— Скреббер... — повторил, вслушиваясь в природу вокруг, в себя, в суть.
Травинка недалеко от меня покачнулась, словно от дуновения ветерка. Что-то изменилось вокруг отряда, что-то изменилось во мне. Нарастающее чувство живости этого мира, его понятности.
Травинка покачнулась не потому что я призвал неназываемого на его земле — я смог вдохнуть в неё жизнь. Ещё не до конца понимая, зачем это делаю, пошёл и сорвал цветок, с застывшей... нет... уснувшей на нём пчелой.