Оставалось только расслабиться и получать удовольствие, что я и сделал, благополучно отрубившись.
***
Пришёл в себя от удара по моему многострадальному лицу. Хорошо хоть кулаком саданули, а не сапогом. И на том спасибо, как говорится.
Отвернулся от ударившего и сплюнул на пол сгусток крови. Недавно натёкшая с меня уже успела присохнуть, значит в отключке я провел часа четыре не меньше. Во рту опять всё жгло. Провёл языком по зубам — парочка шаталась, но это уже от совсем свежего удара. Лицо всё опухло и чесалось, но говорить, по ощущениям, мог.
— Пить!.. — просипел, как последний выживший после месяца скитаний без воды и больше не издал ни звука, сколько не надрывал глотку.
— Живца, наверное, вредно будет... — протянул расплывчатый силуэт, и поднёс флягу, с чистой водой, судя по обрывкам вкуса, к моим губам. — Перестарались парни, а отвечать перед Седым и Коновалом мне. Вот, что за порожняк, а, мясо?
С трудом поднял голову повыше, попытался сфокусировать взгляд. Не получилось.
— Вижу, совсем хреново. На разборку тебя сейчас нельзя — точно знаю, Коновал за такой материал ни за что в жизни не возьмётся. Но к Седому прогуляться придётся, уж не обессудь.
Меня опять подняли на сломанные ноги-спички, но после того, как я упал и мой позвоночник выгнулся, как не должен выгинаться от природы, поняли; «что-то не так» и понесли на руках.
Может быть, это было бы хорошо, если бы несли не к непонятному Седому, что видит всех насквозь, и не полудохлого разобранного с болью в каждой косточке от вибрации шагов.
Что самое противное, отключится не мог, чувствовал: отключусь — уже не встану, поэтому наблюдал резкие лампы дневного света и луч солнца, перечерченный линиями решётки.
На этот раз провожатый, коим, несомненно, являлся Босяк, просто я не мог его разглядеть, не стал стучать, а просто открыл дверь перед носильщиками.
Они вошли в кабинет и бросили меня на пол, как куль с картошкой. Сдавленно охнул, но почувствовал, что таки могу говорить, хоть и аки пропитая сова.
— Гном, Дрызга, испарились отсюда, быстро! — спокойно сказал Седой, но при этом столько власти чувствовалось в его голосе, что им наверняка можно было гнуть проволоку. — А тебя, Босяк, я попрошу остаться, поговорим после вердикта Коновала. Действуй, — кивнул он в сторону мужчины лет тридцати с суровым лицом и стальным взглядом.
Мужчина потёр руки, достал из портфеля, что стоял до момента рядом с ним, сумку, открыл её, вынул два шприца с мутноватой жидкостью янтарного цвета, постучал по ним, проверил на свет, сбрызнул.
— А не много ли ему две дозы спека вне очереди? — озаботился Босяк.
— Иначе не вытяну — помрёт от болевого шока раньше. Но потом и тебе вколем, после «процедур», — улыбнулся Коновал и перетянул мне руку чуть выше локтя жгутом.
Уже приготовился к новой порции боли и кровопускания от того, что он пропил навык и не попадает в вену, но он попал с первого раза и вводил спек очень аккуратно. Спустя десять секунд понял, почему.
Так меня не крыло никогда, перестало заботить вообще всё, в тот момент мне было пофигу, на разбор меня отправят или покорять Эверест голым.
Знаете, как мирно колышется трава на ветру или водоросли под водой? После второго укола я почувствовал себя такой водорослью.
Все манипуляции с моим телом отдавались лишь лёгким покалыванием в районе затылка.
Через некоторое время услышал, как сквозь вату;
— Моя работа закончена, уносите, больше я к нему не притронусь, — и перестал соображать.
Глава 2
Очнулся голым на холодном кафельном полу, поднёс дрожащие руки ко рту и дышал на них, согревая. Когда понял, что особого тепла это не приносит, стал растирать себя до красноты.
Очень смутно помнил, что происходило до того, как оказался здесь и вообще не представлял процесса моей транспортировки в очень, сука, холодную душевую!
Холод и влажность пронизывали насквозь, добираясь до каждой несчастной косточки, сковывали ужасно прочными цепями. Растирание не помогало, хоть и шевелить пальцами стало ощутимо легче.
Попробовал встать. Опёрся на руки и резким движением привёл тело в вертикальное положение. Дрожал, как кролик, глядя в глаза удава, но в отличие от этого кролика мог сделать шаг.
И сделал, шагнул вперёд, без мыслей. Мозг словно замёрз, тело получало команды с задержкой. Осознавая это, я словно расщеплял сознание. Одна его часть заторможенно отправляла команды нервной системе, а другой являлся я сам. Чувствовать это, понимать всю неправильность такого сознания — откровенно пугало.
Липкий, животный страх овладел каждой моей клеточкой. Хотелось вырваться, только откуда и куда совсем не понимал. Понимал только одно: нужно сделать это прямо сейчас, иначе ты отсюда не выйдешь.