— Но ведь и ты — человек!
— Я — король эльфов, каким был мой предок, — откликнулся конунг, и Бломме вздрогнула, увидев, как полыхнули вдруг колдовским зеленым пламенем его глаза. В них больше не было колючих льдинок, только колдовской огонь, обжигающий, смертельный, такое же пламя плескалось в глазах прекрасной ведьмы, что сидела с ним рядом.
— Хорошо, я уйду, — кивнула женщина, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул и звучал уверенно. — Но сначала…. Сначала отдам тебе кое-что.
С этими словами Бломме, превозмогая страх, приблизилась, прошла мимо смотрящей на нее немигающим взглядом Бертильды, которой вся эта сцена по-прежнему казалась очень забавной, и вытащила из кожаного мешочка, висевшего на поясе, засушенный цветок вереска. Этот темно-лиловый цветок протянула она конунгу, и тот взял его, сжав пальцами, растерянный, не зная, что же с ним следует делать.
Онн долго-долго с недоумением всматривался в растение, что держал в руке, и, глядя на мелкие сиреневые цветочки, казалось, что-то вспоминал, какие-то обрывки мыслей мелькали в его голове, никак не желая связываться в единую картину. Ведь с момента, как было произнесено заклинание, он помнил лишь одно слово — Бертильда. И сейчас вдруг с удивлением вспомнил другое. Он вспомнил название этого цветка и удивленно прошептал: Хэзер…
А дальше… распались колдовские цепи, проснулась душа короля: Бломме была права, не было другого способа разрушить злое наваждение. Лишь магия более сильная, чем та, что владела Бертильда, магия истинной любви, что соткала полотно жизни и привела все вокруг в вечное движение, могла исцелить пораженное темным заклятием сердце.
— Хэзер… Хэзер! — воскликнул Онн, вдруг вскакивая на ноги в неудержимом порыве.
— О боги! Где она? Где моя жена? — а потом замер, растерянно оглядевшись по сторонам, и вдруг пробормотал, — А где… я?
Он с удивлением оглядывал эту жалкую хижину, свой убогий зеленый наряд, а потом его взгляд упал на Бертильду, и тут конунг осознал произошедшее.
— О нет! — прошептал Онн, и его всегда железный голос дрогнул. — Как же могло такое случиться… Помогите мне, светлые асы…
— Брат мой, ты пробудился, так скорее уйдем отсюда! — позвала Бломме, взяв его за руку. — Тебе тут нам место!
— Уйдем, сестра!
Стремительно поднявшись, Бертильда преградила им дорогу.
— Ты не отнимешь его, — произнесла она, и в ее голосе послышалась угроза. — Не отнимешь! Конунг мой!
— Твои чары рассеялись, ведьма, — твердо ответила Бломме. — Уйди с дороги!
На секунду ей показалось, что Бертильда заносит руку, словно собирается испепелить их с помощью своей магии, но ведьма вдруг снова опустила ладонь и как-то печально произнесла:
— Ведь будет только хуже. Послушай меня! Не совершайте ошибки!
Но Онн и Бломме не слушали ее, они вышли из хижины и, не оборачиваясь, пошли прочь.
— Словно я спал и проснулся! — на губах конунга мелькнула улыбка. Бломме радостно обняла своего родича, а Бертильда продолжала смотреть им вслед. Женщина твердо знала: то, что принадлежит ей — никуда от нее не уйдет.
— Как благодарить тебя, храбрая валькирия! — обратился Онн к Бломме, когда они уже приближались к замку. Та лишь с улыбкой покачала головой.
Она спасла его и сделала это не только ради него самого, но и во имя всего королевства. А значит, благодарности не требовалось.
Глава 9. Чума 9.1
А дальше — все горожане высыпали на площадь встречать своего короля. Бломме предусмотрительно принесла в холщовом мешке обычные штаны и рубашку, чтобы он мог снять свой странный эльфийский наряд — появиться в таком виде перед воинами, значило бы покрыть себя позором до конца дней! Толпа кричала, благодарила богов, разливаясь широкой людской рекой по улицам замка. Викинги обнимали его, даже многие суровые мужи не могли сдержать слез, малыш Гуннар подпрыгивал от восторга и просился на руки, а принц Олаф, хоть воин и не должен позволять себе подобного, навзрыд плакал от счастья, увидев брата живым и невредимым. И никто из подданных не стал бы осуждать его за подобные проявления чувств.
И сам конунг был счастлив вновь обрести себя, свою душу, избавиться от злых чар, что держали его в плену все это время, только сейчас он ощутил, как тосковал по замку, по своим людям, и конечно же по семье. По маленькому Гуннару, который вытянулся за этот год. По красавице-сестре Бломме, по любимому брату. И конечно, по Хэзер.
Хэзер?!
— А где же моя жена? — Онн растерянно огляделся по сторонам, пытаясь разглядеть жену в толпе, но ее нигде не было, — Почему не встречает меня? Или обида, что причинил я ей, слишком велика? Не может простить измены? Но ведь то были злые чары, воля моя подчинилась колдунье, чья магия столь сильна, что и эльфы прислуживают ей!
Конунг нахмурился, он знал, что пусть и невольно обидел жену, но считал, она могла хотя бы поприветствовать его вместе с другими подданными!
— Хэзер здесь нет, — тихо ответила Бломме, слегка побледнев, — Когда она увидела тебя на берегу колдовского озера и поняла, что ты под действием злых чар, то совсем потеряла покой: искала лишь способ вернуть тебя. Днями и ночами говорила только об этом. А потом… Я решила пойти своей дорогой и нашла Бертильду, чтобы отдать тебе цветок. Чтобы позволить магии истинной любви разрушить темное волшебство. Хэзер же не верила в силу вереска и выбрала иной путь — считала, лишь только то может вернуть тебя к жизни, что любил ты больше всего на свете.
— И что это?
— Битва.