Без единого слова, чудовища подхватили меня и довольно-таки бережно потащили. Я попытался закрыть глаза, но, когда вновь их открыл, понял, что меня ведут вверх по лестнице из подвала ратуши. Значит, понял я, экзекуцию решили провести, не дожидаясь полудня… Но почему-то на улице темно, разве что тут и там видны огни. Значит, наверное, я всё ещё сплю… Я вновь закрыл глаза, перебирая ногами туда, куда меня вели эти монстры. Которые почему-то были очень уж похожи на людей…
Вскоре я вновь открыл глаза и увидел, как меня проводят через западные ворота Монокаси, и ужас объял меня — я вспомнил легенды Шварцвальда о людоедах, живущих в лесах и приходящих по ночам за человечиной. Я застонал, но один из моих сопровождавших выразительно провёл пальцем по моей шее, и я заткнулся — было понятно, что лучше их не злить, даже если это сон. А вдруг нет?
Меня отвели в лес, где горел костёр и находились трое — один в такой же одежде, что и другие, другой же был одет примерно так же, как английские трейдеры, заходившие иногда в Монокаси — кожаная рубаха и кожаные же штаны, и такая же шляпа на голове. Третий же был самым настоящим индейцем, которых я до того ни разу не видел, кроме двух пьяных метисов в Филадельфии. Рядом с ними сидели связанные люди, у которых во рту находились кляпы. Среди них я с удивлением узнал Меркеля, Клингбайля, и мэра Монокаси. Я приготовился к тому, что меня свяжут, но здешний «ночной кошмар» перекинулся парой слов на непонятном наречии с теми, кто меня привёл, и те ушли, а он заботливо уложил меня на траву и что-то сказал по-английски.
— Простите, «Энглиш»… плохо — дрожащим голосом ответил я на ломаном языке местных хозяев.
Тогда со мной заговорил трейдер, причём на весьма неплохом немецком:
— Не бойтесь, вы у друзей. Меня зовут Том Робинсон. А вас?
— Клаус-Ойген Кинцер, оружейник. Прибыл недавно из Германии…
— А как вы оказались в тюрьме?
— Когда я узнал о том, что герр Клингбайль заказал уничтожение индейцев, живущих в тех местах, куда нам предстояло переселиться, я отказался с ними идти. На что меня арестовали и приговорили к сорока ударам плетьми и к многолетней кабале у герра Клингбайля.
Я боялся, что мне не поверят, но тот лишь кивнул и перевел то, что я сказал, на английский. «Ночной кошмар» что-то ему ответил, и Робинсон сказал успокаивающим голосом:
— Про вас нам уже рассказал Меркель. Да и я могу это подтвердить. Я был в той группе, которая получила заказ, хотя сам никого не убивал. Вот, поешьте, — и он поставил передо мной деревянную миску с наваристым мясным супом и дал мне деревянную же ложку. Я, как мог, начал есть — после тюремной баланды, суп показался мне отменным — и не заметил, как провалился в дрёму.
Проснулся я на поляне в лесу, привязанный к серой с яблоками лошади. На лужайке сидели несколько человек, одетых в ту самую странную одежду — но оба глаза у них у всех были абсолютно нормальными. Рядом находились Робинсон, тот самый индеец, и очень красивая молодая девушка в мужском костюме для езды верхом. А вот моих мучителей не было.
— Слава Богу, вы проснулись! — сказал мне Робинсон.
— А что с Клигбайлем? С Меркелем?
— Сии благородные джентльмены, равно как и другие преступники, были повешены в ночи у деревни. Ведь деревня сасквеханноков, уничтожение которой они заказали, это деревня наших друзей. Её действительно уничтожили с большей частью населения. Вот мы и решили «расплатиться» за это с заказчиками.
— А что будет со мной?
— Если вы хотите, мы выделим вам эту самую лошадь, сбрую, винтовку с порохом и пулелейкой, а также еды и немного денег. На первое время вам хватит.
— Скажите, герр Робинсон, — взмолился я, представив, как я окажусь совсем один в негостеприимных лесах на границе между англичанами и индейцами. — Неужто вам не нужен хороший оружейник? Уверяю вас, я, хоть у меня и не было возможности сдать экзамен на мастера, но я знаю и умею всяко поболее большинства из них. Ведь моим учителем был лучший мастер Германии!
Робинсон перевел это «чудищам», те что-то обсудили на том самом странном языке, не похожем не только на немецкий, но и на английский. Потом один из них сказал что-то Робинсону, а тот перевел:
— Мы уходим далеко от насиженных мест, и вам может не понравиться у нас. Но, если вы хотите, то можете идти с нами — хороший оружейник нам всегда пригодится.
— А на каком языке говорят ваши компаньоны? — спросил я, удивив самого себя.
— На русском. Они русские.
— Вы знаете, я хотел отправиться в Россию, но поддался рассказам Клингбайля и поехал с ним в Америку. Сам Господь показал мне мою ошибку! Возьмите меня с собой! Я обещаю вам, что буду служить вам верой и правдой, и согласен на любую кабалу!
После того, как Робинсон перевёл мои слова, один из русских, невысокий человек с небольшой бородкой, подошел ко мне и протянул мне руку. Мое рукопожатие получилось слабым, но тот произнес по-немецки: «Willkommen!»[78], после чего добавил что-то на английском. Робинсон перевел:
— Кабалы не будет — наши русские в это не верят. На вашу личную свободу никто не покушается. Но во время всего похода вы должны будете беспрекословно подчиняться командиру — зовут его Хас — и другим русским. Вы согласны?
— Да, — почти закричал я и поклонился, как мог, русскому командиру, отчего у меня зарябило в глазах. Робинсон сказал мне строго:
— А теперь отдыхайте. Пейте бульон — вам нужны силы. И ни о чем не беспокойтесь.
19 июня 1754 года. Медвежьи горы.
Майор Сергей Наумов, позывной «Хазар».
Как же все-таки тяжело бывает с этими индейцами! Сергей даже сплюнул от досады. Вроде адекватные люди, все понимают. Но так зациклены на своих традициях, что переубедить их практически невозможно.
[78] Добро пожаловать!.