— Бабушка этого человека — из деревни Лисиц, в которой ранее жила Серая Цапля. Когда умер его отец, его мать поселилась в деревне, и мальчик и его сестры росли, как все Лисицы. А однажды они исчезли. А потом один из друзей Саракундетта, выпив огненной воды, похвастался, что она переспала с ним, Саракундеттом и еще одним. Серая Цапля сразу почувствовала неладное — женщина эта была очень порядочной вдовой, и не раз отвергала ухаживания Саракундетта. А затем она пропала с детьми, и одновременно куда-то делись Саракундетт и его друзья. Потом рассказали, что ходили на охоту, но никакой добычи не принесли.
— Спроси у нее, почему Саракундетт стал главой клана Лисиц.
— Даже если Саракундетта и его друзей мало кто любил, Саракундетт был сыном вождя. Потом, когда почти вся деревня вымерла, многие решили, что его кандидатура — лучшая. Тем более, что оба его друга, которых ненавидели намного больше, умерли от оспы.
— А что рассказал этот человек?
— Что он успел убить только Саракундетта. Не потому, что не хотел — он был воином, и выполнял приказ. Но он не знал, что в деревне жил народ его бабушки. И тем более не был готов воевать с женщинами и детьми. Поэтому он считает, что если его сожгут у столба, то по заслугам.
Хас чуть подумал и сказал:
— Спроси у него, готов ли он остаться с народом своей бабушки и защищать его.
Василиса перевела ответ:
— Он говорит, что не нуждается в милосердии.
— Пусть Серая Цапля скажет ему, что это будет не милосердие, а искупление вины перед его народом. И что мы видели его в бою — он хороший воин. Мы хотим, чтобы он так же мужественно воевал, чтобы они жили.
Пленник долго думал, потом сказал по-английски:
— Хорошо, если Совет решит сохранить мне жизнь, я согласен остаться со своим племенем и воевать за него. Меня зовут Аластар Фрейзер, а настоящего индейского имени у меня не было, его получают только в тринадцать лет. Детей до этого возраста именуют лисятами, ведь мы — клан Лисиц. Но меня звали Волчонком, потому что я был на три четверти белым.
Хас кивнул и прошел в хижину Совета, где уже находились Дахадагеса и Кузьма. Затем, выдержав паузу, соответствующую старшинству, вошли два других вождя.
Сначала собравшиеся еще раз подтвердили решение уходить завтра с утра. Затем заговорили о пленных.
Хас попросил Кузьму перевести его слова про Фрейзера. Три вождя долго молчали, потом началась дискуссия. Затем Сарангараро сказал лишь одно слово — "хе-хе". За ним то же повторили и двое других вождей. Хаса не спросили — он был военным вождем, а не вождем племени. Но Кузьма перевел:
— Все три вождя сказали "да". Это значит, что Волчонка освободят.
А по поводу Вашингтона дискуссия была намного короче, и в конце все трое сказали что-то вроде "эк" — что означало "нет". Казнить его решили тут же, не откладывая дела в долгий ящик.
Когда вожди вышли из хижины, оказалось, что всех убитых индейцев сложили в длинном доме Лисиц, из которого вынесли все ценное. И после недолгих молитв, вознесенных Сарангараро — шаман был в числе убитых — дом был предан огню, а воины долго плясали вокруг него, оглашая окрестности криками. Кузьма пояснил, что это была дань уважения смелым воинам.
А затем принялись за Вашингтона — но уже без присутствия "вежливых людей", хотя вопли того, кому так и не суждено было стать президентом САСШ, долго разносились по всей округе.
Вечер 15 июня 1755 года. Место, где находилась деревня Аткваначуке.
Генерал-майор Эдвард Брэддок, главнокомандующий войсками в колониях, командующий экспедиционным отрядом.
Так как от майора Вашингтона не было ни слуху, ни духу, я распорядился убыстрить постройку дороги; теперь она расчищалась на ширину не двух телег, а полутора, только время от времени создавались закутки для того, чтобы две телеги могли разминуться. Разведку дальнейшего же пути я временно поручил немногим оставшимся у меня колонистам из Мэриленда и Нью-Йорка. И сегодня днем мне доложили, что они наткнулись на место боя Вашингтона с индейцами, и что, увы, победили именно дикари.
То, что я увидел, напомнило мне господина Данте и его «Ад». Куда ни посмотри, десятки и сотни трупов в форме виргинской, мэрилендской, и нью-йоркской милиции, и ни одного тела с коричневой кожей индейца. Сама деревня была окружена частоколом в форме овала; внутри ее оказалось несколько строений, одно из которых сгорело и представляло из себя не более чем головешки. Меня удивило нечто, напоминающее деревянный сельский домик, совершенно непохожий на прочие здания; его я и облюбовал для своего временного штаба.
Этот петух[65] майор Вашингтон, который и настоял на карательной экспедиции, и возглавил ее, заверял меня, что никакого риска это не несет. Увы, его уверенность стоила мне практически всех моих колонистов, что было бы еще полбеды — я не был очень уж высокого мнения об их боевых качествах. Но он взял с собой и нью-йоркских скаутов — самое боеспособное колониальное подразделение, и единственное, которое могло бы восполнить потерю людей Скрэнтона. Мне оставалось только кричать, как некогда императору Августу: Джордж, верни мне моих людей![66]
Тела самого Вашингтона мы не нашли, хотя на площади был обнаружен сгоревший труп, который невозможно было опознать. Очень может быть, что это он и был. И, если так, то пусть скажет спасибо — если его найдут живым, я буду вынужден настоять на том, чтобы его предали военному суду. Увы, и это не поможет восполнить потери, понесенные по его вине. И в первую очередь мне теперь не хватает скаутов. Конечно, двое скрэнтонцев выжили, но это были самые бесполезные из них из всех.
Можно было бы послать гонцов в Виргинию за новыми скаутами, но это заняло бы как минимум три-четыре недели, которых у нас нет. Ведь наша задача — вытеснить французов из земель, которые они незаконно присвоили. И дорога, которую мы строим, имеет первоочередное значение для снабжения и переброски новых сил. Причем важно, чтобы французы об этом узнали как можно позже.
Так что оставалось единственно возможное решение — скаутами будут служить англичане из соответствующего подразделения, и им будут приданы оставшиеся в живых люди Скрэнтона. И мы пойдем дальше согласно первоначальному плану.
Вот только оставлять убийство моих людей этими краснокожими бестиями я не собирался. Колонистам из моего отряда я приказал, разделившись на небольшие группы, искать индейцев из этой деревни, но ни в коем случае не ввязываться с ними в бой, пока не подойдет весь наш отряд. И тогда мы покажем им, как убивать белых людей, даже если они всего лишь колонисты.
Ночь мы провели у индейской деревни, после чего подожгли все, что от нее осталось, и направились далее по намеченному курсу.
Лесная «братва».
[65] В те времена, символ хвастовства, а не то, что вы подумали.
[66] После того, как Цецилий Вар был наголову разбит германцами в Тевтобургском лесу, и об этом узнал Август, он закричал: Цецилий Вар, верни мне мои легионы!.