После еды, он стал расспрашивать нас о наших землях. Я ему показал на планшете, найденном нами на "Святой Елене", фотографии наших мест, а также Святой Елены, Гогланда и Котлина. Он сказал:
— Забавная у тебя штучка.
Я, как и намеревался, подарил планшет царю, а к нему солнечное зарядное устройство, объяснив ему, как им пользоваться. И показал ему, что на планшет мы загрузили много книг, и как их читать.
— Благодарю тебя, княже, и за этот дар. Научишь меня сегодня читать по-вашему?
— Научу, государю. Если у вас есть время, то именно сейчас, пока Святейший не приехал. Это быстро.
— Вот и хорошо. Постой, а вот это что?
Он нечаянно нажал пальцем на иконку, и на экране появилось наше свадебное фото. Как оно туда попало, не знаю. Красный как рак, я что-то промямлил, но царь спросил:
— А это княгиня твоя?
— Да, батюшко, хотела со мной путешествовать, да забрюхатела. Увижу ее, и дитя свое, нескоро еще.
— Хороша у тебя супруга… — Он задумался, хлопнул в ладоши, и сказал пришедшему человеку что-то на ухо. Вскоре мне принесли перстень с огромным красным камнем — как потом оказалось, рубином.
— Подаришь это супруге твоей, скажешь ей, от самого царя. А сейчас пряники принесут, поедим их, а потом ты меня вашей грамоте учить будешь.
4. Громыко шестнадцатого века
Весь вечер мы провели с государем — сначала занимались грамотой (впрочем, через полчаса он уже свободно читал новый шрифт), потом я ему рассказывал про наши странствия и про наши планы. Густава он обещал позвать в Москву, чтобы мы взяли его с собой, когда поедем обратно в Александров. Он рассказал и про свои болезни, после чего я прислал к нему Володю Неверова, «дворянина», два года проучившегося в медицинском институте, прежде чем уйти в морскую пехоту. Тот обследовал царя и нашел у него повышенное кровяное давление, а также кое-какие другие болячки. И, как ни странно, смог так рассказать обо всем этом Борису, что тот не просто не обиделся, а пообещал, поелику возможно, следовать его советам, а также пить лекарства, прописанные Володей. Потом, конечно, придется это скоординировать с Ренатой — все-таки она настоящий врач — но по тем временам она не могла ни обследовать, ни напрямую лечить мужчину, а уж тем более царя.
Кроме того, царь обещал подумать, кого он назначит своим наместником в Русской Америке. Моё предложение послать сына Богдана Хорошева, Тимофея, ему понравилось. Я подумал, что, если тот согласится, кандидатура была бы неплохой — все-таки молодой Хорошев неглуп, да и мы уже нашли с ним общий язык.
После ужина, практически не уступавшего по обилию и пышности обеду, один из рынд отвел нас в гостевой домик рядом с царским теремом:
— Вот это горница — твоя, княже. А вот эта — для людей твоих. Ежели что потребно будет, девку позовёшь, — и по выражению его лица я понял, что "девка" сможет не только принести мёда или взбить перину. Но подобное времяпровождение в мои планы не входило, и я начал готовиться ко сну.
У Богдана меня одели в "подобающую" одежду, и я быстро понял, что так просто снять её не получится. Но когда я превозмог себя и открыл дверь, чтобы позвать девку, я увидел юношу в более простой одежде, нежели у бояр.
— Княже, тебя изволит видеть Василий Яковлевич Щелкалов.
— Хорошо, — сказал я и по наитию ухватил подготовленный мною несколько для другого портфель, после чего пошёл вслед за молодым человеком, попутно отбиваясь от комаров. Шли мы довольно долго, и я было подумал, что зря не взял с собой никого из охраны — вдруг меня захотят похитить? Единственное, что меня успокаивало, было то, что времени было около половины восьмого, и до заката оставалось более получаса, а до ночи — все полтора. Так что, если я исчезну, то хоть кто-нибудь увидит, кто меня сопровождал; а его бы узнали, случайных людей здесь не было.
Но страхи мои оказались беспочвенными — вскоре мы дошли до дома, стоявшего чуть на отшибе.
В горнице со слюдяным окном сидел сам глава Посольского приказа. Увидев меня, он встал:
— Благодарю тя, княже, что пришёл ко мне, несмотря на поздний час. Садись. Петька, налей нам вина.
Юноша, который меня привёл, взял два кубка настоящего венецианского стекла и кувшин, и рубиновая жидкость — почти чёрная в лучах предзакатного солнца — полилась в резные ёмкости. Затем он поднял кубок, я последовал его примеру, и мы отпили по глотку. Вино оказалось, с учётом тогдашних реалий, отменным — чуть сладковатым, но с весьма интересным и многогранным букетом.
— Мне намедни персидский посол в дар привёз.
— Доброе вино, — я уже понял, что "хорошее" здесь говорят редко.
— И мне так подобается, княже, — одними губами улыбнулся тот. — А теперь говори мне, кто ты есть на самом деле. Петька пусть послушает — он мой подьячий, мыслю, когда-нибудь и он станет дьяком приказа. Светлая у него голова.
Петька… Петька… Мне в голову лезли анекдоты про Василия Иваныча, коих я немало наслушался с момента прибытия на Русь века двадцатого. Но здесь явно не тот случай. И вдруг меня осенило.
— А ты не Пётр ли Третьяков?
— Тако есть, — обескураженно ответил молодой человек, который в нашей истории действительно стал несколько позже главой Посольского приказа. А Василий Яковлевич построжел ещё:
— И откуда сие те ведомо, княже? Да и про то, яко меня зовут.