Она готовилась услышать длинную сказку про добрых волшебниц и злых колдуний.
— Я прибыл на съемочную площадку фильма «Безумие летней ночи» в Бонита-Бич пять минут четвертого. У въездных ворот показал охраннику удостоверение, выданное мне «Глоубел кейбл ньюс». Охранник предупредил меня, что запись закончится около четырех часов. Он направил меня в павильон с баром. Сказал, что после окончания записи телевизионщики планируют небольшой банкет для прессы.
Я сразу пошел к павильону. Там был лишь один человек — женщина, как потом выяснилось, жена убитого. Мардж Питерман. Она смотрела по монитору запись программы. Я мог видеть, хоть и не очень отчетливо, площадку, на которой шла съемка «Шоу Дэна Бакли». Я мог видеть и экран монитора. Но не смотрел ни на площадку, ни на экран. В баре я налил себе бокал апельсинового сока. О происшедшем я узнал лишь по вскрику Мардж: «Что случилось со Стивом?»
Я подошел к монитору и увидел, что этот Питерман сидит в странной позе. И стоял за спиной миссис Питерман. И увидел струйку крови, текущую из уголка рта Питермана. Часы показывали двадцать три минуты четвертого.
Я увел миссис Питерман из павильона. Усадил ее на стул в дальнем конце автостоянки, принес кофе, посидел с ней до трех пятидесяти трех, пока не подошли другие люди, в том числе и Дэн Бакли. Они сообщили Мардж о случившемся и взяли на себя дальнейшую заботу о ней.
Конец заявления.
— Вы — репортер, — промурлыкала Роз Начман. — Четкость, сжатость, ничего лишнего. Точное время. Жаль, что вы не упомянули привидение, которое на ваших глазах пересекло съемочную площадку, по ходу вонзив нож в шею Питермана.
— Что?
— А теперь мистер Флетчер, несмотря на ваше подробное, и, я не сомневаюсь, полностью соответствующее действительности заявление, вы позволите задать вам несколько вопросов?
— Разумеется.
— Вот и хорошо. Время вы указали точно?
— Я — репортер. Если что-то происходит, я первым делом смотрю на часы.
— Зачем вы приехали на съемочную площадку?
— Повидаться с Мокси Муни.
— По заданию редакции?
— В последнее время задания я задаю себе сам.
— По вашему внешнему виду не скажешь, что вы — главный редактор.
— Главный редактор — это недосягаемая вершина. С ним никогда не сравняться ни выдающимся спортсменам, ни руководителям государств, ни репортерам, ни начальникам бюро детективов…
— Вы сказали, что кроме вас и миссис Питерман в павильоне никого не было. Даже бармена?
— Увы. Мы были одни.
— Миссис Питерман знала о вашем присутствии?
— Боюсь, что нет. Я был босиком. Меня предупредили, что шуметь во время съемки нельзя. Она же неотрывно смотрела на экран…
— Если она не знала о том, что вы рядом, к кому она обращалась, говоря: «Что случилось со Стивом?» — или что-то еще.
— Она сказала: «Что случилось со Стивом?» — стоял на своем Флетч.
— Извините. Я привыкла иметь дело с… не столь профессиональными свидетелями.
— Я думаю, миссис Питерман говорила сама с собой. По тону я понял, что она испугана, встревожена. Потому и подошел, чтобы посмотреть, что тому причина.
— Ранее вы никогда не видели Марджори Питерман?
— Никогда.
— Что она говорила, пока вы уводили ее из павильона, приносили ей кофе, сидели с ней?
— Практически, ничего. Разве что спрашивала: «Почему никто не придет и не скажет мне, что же произошло?» Нет, она сказала, что хочет поехать со Стивом в машине «скорой помощи».
— То есть она знала, что ее муж ранен?
Флетч помялся.
— Полагаю, в сердце своем она знала, что он мертв. На экране монитора он выглядел мертвым.
— Она что-нибудь говорила, из чего напрашивался вывод, что она знает о насильственной смерти ее мужа? О том, что его убили?
Флетч задумался.
— Нет, не думаю. Вы уже слышали все, что она сказала.
— Не думаете?
— Знаю.