— Я избранник Пресветлой, и ты — моя истинная пара. Мы внутри щита, что даровала она. Ты не сможешь даже меня оцарапать.
Он наклонился к моей щеке, вдыхая мой запах. Я резко наступила ему на ногу, но он, похоже, даже не заметил. — Впрочем, — прошептал он мне в ухо, — я хочу, чтобы ты царапалась. Я хочу, чтобы ты разделась. Сама. Для меня.
Угу. Еще и спинку потру.
Просто чтобы проверить, удастся ли мне хоть искра магии, я щелкнула пальцами. Небольшой веер капель пролился на землю.
Юнген язвительно улыбнулся:
— Пробуй, если не терпится. Навредить мне ты все равно не сумеешь.
Он коснулся моего подбородка:
— И не захочешь.
Я долго смотрела на него. Удастся ли мне выполнить то, что я задумала?
«Желание рождается в голове».
— Ты ждешь, что я подчинюсь твоей воле и сольюсь с тобой в страсти на алтаре, чтобы вернуть Пресветлую, — произнесли мои губы. — Верно?
— Верно.
— И если я не откликнусь на твою страсть, у тебя ничего не получится.
Юнген усмехнулся, поглаживая мой подбородок так, что сладостная истома пронзила все тело.
— О, ты откликнешься. Ты уже откликаешься.
Он жадно глядел на мое тело под тонкой сорочкой. Так, словно вот-вот готов был ее сорвать.
«Пусть попробует», — хмыкнул внутренний голос.
Я шикнула на него. Тихо. Это мой бой.
— Что ж, — ровным голосом произнесла я. — Я сделаю все, чтобы тебе помешать. Я даже стану стражем алтаря, если это будет необходимо.
Юнген засмеялся:
— Лжешь. Ты — и пожертвуешь жизнью? Ты никогда этого не сделаешь, изнеженная принцесса.
Его пальцы спустились к моему уху, провели по горлу. Я вздрогнула.
— Ты боишься, правда? Боишься, что восторжествует моя воля, а не твоя? Боишься принадлежать мне?
Я медленно высвободила пальцы из его руки. Теперь, когда мы стояли у алтаря и бежать мне было некуда, Юнген мне это позволил.
— Я просто этого не хочу. И не сдамся. Тебе нужна моя страсть? Ты ее не получишь.
В руке Юнгена блеснула игла. Короткий укол, и на кончике моего пальца показалось кровь. Он удовлетворенно кивнул и припечатал мой окровавленный палец к алтарю.
— Это лишь начало, — пообещал он. — Скоро ты подаришь мне совсем другую кровь.
— Нет, — покачала головой я. — Не подарю. Не по своей воле.
Я сделала шаг назад и оперлась об алтарь ладонями. Белоснежный камень нагрелся, узнавая меня, и я с облегчением выдохнула, когда знакомые голубые молнии закружились у основания алтаря. Алтарь признал меня, и сейчас я могу сделать все. К примеру, обрушить свод пещеры там, где стоит Юнген, и…
Юнген ощерился, нависая надо мной. И одновременно снизу хлынула огромная неведомая мощь, разом вдавливая меня в камень. Мощь, перед которой все мои умения были столь же бесполезны, как одна-единственная мухобойка против флота южан.
Воля Пресветлой.
Богиня откликнулась на призыв своего избранника.
— Ты чувствуешь ее, правда? — прошептал Юнген мне на ухо. — Чувствуешь, как она идет, чтобы связать нас? А мы прокладываем ей путь. Вместе.
Татуировка на запястье кольнула кожу, и я ощутила, как по груди и животу распространяется знакомый жар. Желание стать открытой и беззащитной для этого мужчины, оставить все страхи и сомнения, отдаться ему, довериться…
А алтарь только поддержит это желание. Ведь он был создан именно для безудержной страсти, и Юнген прекрасно об этом знал.
Что ж, план обрушить на Юнгена несколько тонн скальной породы провалился. Дать ему по голове тоже не выйдет: он слишком силен.
Время для запасного плана. Моей последней защиты.
Я повернула руки ладонями вверх. Прикрыла глаза. И направила в воздух свою магию.
Судя по резкому вздоху Юнгена, мне это удалось.
Я открыла глаза и улыбнулась.
Вокруг нас по всей пещере плыли лепестки яблоневого цвета. Из ниоткуда светила луна, в моем воображении пахло ночным садом, но яблоневые лепестки были настоящими, сотканными из прозрачного бледного пламени.
Из памяти о Риане. Из мыслей о нем. Из любви.
Я все еще чувствовала обжигающую страсть и сильное, почти необоримое желание отдаться этой страсти здесь, сейчас…
…Но в моем разуме оставались лишь мысли о Риане. И ни одному заклятью Пресветлой через них было не пробраться.
Юнген мог пробовать делать с моим телом что угодно, но это не имело никакого значения: истинной страсти Пресветлая не получит. А бессмысленным насилием она лишь зря потратит неповторимый драгоценный цветок моей невинности, правда?
В моих силах отказаться от навязанной страсти. Всегда. Юнген презрительно усмехнулся, глядя в мои глаза, но в его усмешке не было триумфа. В ней была растерянность.
— Татуировки, — произнесла я. — Истинная пара делится своей страстью, передавая ее друг другу, правда? Но что, если у одного из пары страсть отсутствует начисто? Что передастся тебе, Юнген? Только мое безразличие.
— Как, — хрипло спросил он, — ты это делаешь? У тебя не получалось раньше.
Наверное, нужно было сказать что-то высокопарное. Но тело по-прежнему горело огнем, страсть приближалась к пику, и я едва удерживала водопад яблоневых лепестков, мою единственную опору.
Меня не хватило бы ни на выдумку, ни на ложь.
Но молчать я тоже не могла.
— Я… просто призвала свою любовь, чтобы себя защитить, — промолвила я. — Прозвучало ужасно, правда?
— Отвратительно.
Первым моим позывом было возмутиться. Вторым — расхохотаться. Третьим — с облегчением упасть в обморок.
Риан был жив.
Я не видела его: сейчас лицо Юнгена в обрамлении голубых молний загораживало от меня весь мир. Но я слышала его голос.
Самый лучший звук на свете.
— Тебе, дражайшая супруга, вообще сейчас не должно быть дела до какой-то там любви, — продолжал голос Риана. — Особенно ко мне. Когда весь мир говорит тебе, что от истинной пары никуда не деться, а против благословения богини и вовсе не попрешь, его принято слушаться, знаешь ли.
— Риан, — отчетливо проговорила я. — Тебя не учили стучать?
— Гай когда-то пытался, — беззаботно отозвался Риан. — Бесполезно. Эй, господин и повелитель, ты не мог бы оставить Джен в покое? Щит не будет защищать тебя вечно, знаешь ли.
— Где мои маги? — прорычал Юнген.
— А у тебя еще оставались маги? Прости, не заметил.
Юнген с коротким ругательством надавил на мои плечи, толкая меня спиной на алтарь. Я дернулась, теряя контроль над магией, и яблоневые лепестки осыпались, тая в воздухе. Нет, пожалуйста, не надо, это моя единственная защита…
Лицо Юнгена было совсем близко. Я в ужасе зажмурилась и…
…Мне на нос легла снежинка.
Я распахнула глаза.
С невидимого в полутьме свода пещеры падал искрящийся снег. Легкие снежинки вперемешку с хлопьями падали на мои обнаженные плечи и руки, устилали пол, таяли на ресницах. Еще миг, и ботинки Риана захрустели по снегу.
— В Фосбридже не бывает зимы, а в столице она совсем короткая, — задумчиво произнес он. — Марианна, помнишь, как мы лупили друг друга снежками? Ксандрис, я слышал, ты был выходцем с севера: каково это было, учиться стихийной магии с замерзшими ладонями? Эрхарт, помнишь, мы напились и наколдовали снегопад в бокале, а потом едва отбились от восторженных поклонниц? Ну, ты отбился. Я-то даже пробовать не стал.
— Что ты делаешь? — огрызнулся Юнген.
— Ну я же к твоему щиту даже подойти не могу, чтобы начистить тебе рожу, верно? — невозмутимо отозвался Риан. — А вот стражи алтаря и призраки древних магов могут, и зря ты ими пренебрег.
Его голос сделался ниже, серьезнее.
— Джен, — тихо сказал он. — Позови их. Я знаю, ты можешь.
Я глубоко вздохнула, отдавая разум на волю ветру, посылая мысль в полет, как снежинку. Мое тело давно мне не принадлежало: я давно перестала думать о том, что испытываю, и о горячечных фантазиях, что все-таки просачивались в голову из распаленного страстью тела. Лишь мелькнула ехидная мысль, что Риану придется очень постараться в первую брачную ночь, чтобы это все превзойти.