— А человецев искушать не гнусно?! — вдруг заорал человек в чёрном, заполняя собой всю комнату.
Бестин закрылся руками.
Оставшись одна, Ангелина Францевна ушла в болезни.
Появились бабки-травницы, знахарки, умевшие снимать порчу.
«Богульник хорош от подагры», — воровато причитали они, кадя повсюду запах лекарств.
Покрывая платком секущиеся волосы, Ангелина Францевна зачастила в церковь, молилась за сына, ставила свечки мужу.
«Без Бога душа, как овца заблудшая, — густел басом батюшка. — Без Бога живёшь, как в лесу дремучем…»
И Ангелина Францевна косилась на строгие лики угодников.
На Покров она решила навестить сына. Выкрашивала седину, пудрила дряблые щёки. Портя румяна, раза два всплакнула. На улице было сыро, сквозные липы уже пропускали тёмную синеву. Ангелина Францевна взяла такси, дорогой наказывала себе не злобить сына стариковскими наставлениями, и то же авто час спустя привезло её домой — уже мёртвую, с неестественно запрокинутой головой и выпученными глазами.
Хоронили скупо, на кладбище пришли старухи-соседки, мелко крестившие покойницу. Туман полз клочьями, и сгорбленные фигурки выглядели в нём особенно жалко.
Глядя на мать, Бестин запомнил сухонькие, смирно сложенные руки и волосы, убранные с воскового лба под чёрную ленту.
Когда гроб стали заколачивать, Бестин отвернулся.
Рябухин действительно признал в Бестине сына Ангелины Францевны, которую он навещал после смерти Берсения. Он долго колебался, прежде чем донести. Его смущала и собственная трусость, и неизбежное, когда откроется дело, унижение. Но всё же он явился в кабинет следователя Павла Прокопьевича Смыкалова, и в тот же кабинет через день вызвали Бестина.
Пропеллер разгонял сизый дым, плывший от дешёвых папирос следователя.
— Слышали, в городе убийства прокатились… — начал он издалека. — Проверяем вот всех…
— Меня подозревают?
Следователь замахал руками.
— Ну что вы, как можно! Я ведь уже двадцать лет как служу, участковым начинал, я и батюшку вашего застал…
Хотите чаю? — Бестин отказался. — А я выпью.
Чай размышлять помогает… — Павел Прокопьевич достал из-за папок распечатанную пачку, не спеша, всыпал в стакан.
— Боже упаси вас обидеть! Но, согласитесь, вы уже год как университет бросили, нигде не работаете… — Он мелко помешивал в стакане. — А теперь вот и связи странные завели… И чем вы только занимаетесь?
— А я обязан отчитываться? У вас, верно, и так осведомителей хватает…