Это уже была небольшая победа. Сейчас она заставила его спросить. Только победа оказалась бессмысленной. Он не потерял самоконтроля; просто мальчик понял, об этом бессмысленно молчать. Эссте откинулась, прижавшись стеной к каменной стенке, не понимая того сейчас, что сама связана своей жесткостью, чтобы теперь расслабляться.
— Анссет, а какова твоя песня?
Тот уставил на Эссте пустое лицо. Она ждала. Мальчик явно ничего не понял.
— Анссет, ты попросту возвращаешь назад наши собственные песни. Ты ухватываешь, что люди чувствуют, усиливаешь эти чувства и тем самым разбиваешь, крушишь нас ими; только вот, дитя, какова твоя песня?
— Все.
— Ни одной. До сих пор я никогда не слышал, чтобы ты пел песню, о которой бы я знала, что эта песня — только твоя.
Анссет не утратил Самообладания. Но конечно же, мог бы и рассердиться. Он только глянул на Эссте своими пустыми глазами и сказал:
— Ты ошибаешься.
Мальчишке было всего шесть лет, а он сказал: ты ошибаешься.
— Ты не будешь петь на публику до тех пор, пока не споешь для меня свою песню.
— А как ты узнаешь?
— Пока не знаю, Анссет. Но узнаю.
Мальчик с готовностью слушал ее, и Эссте, потому что и сама умела Владеть Собой, не отворачивалась от его взгляда. Некоторые дети, бывало, плохо воспринимали самоконтроль, и чаще всего заканчивали как Глухие. Не всякий легко овладевал им, но это было исключительно важным для песни. Но вместе с тем были и такие дети, как по-настоящему хорошие певцы и Певчие Птицы, которые обучались Владению Собой очень быстро и жили с ним естественно. Слишком естественно. Ведь сутью и целью самоконтроля вовсе не было полностью исключить певца от человеческого общения, но удерживать этот контакт чистым и ясным. Только вот Анссет вместо того, чтобы использовать Самообладание в качестве канала, использовал его, чтобы выстроить непробиваемую и непреодолимую стену.
Я преодолею твои стены, Анссет, молча пообещала ему наставница. Ты еще споешь мне свою песню.
Но его пустое, ничего не выражающее лицо ответило ей только: Ты сорвешься с этой стены.
Войдя в Высокий Зал, Рикторс Ашен кипел гневом.
— Послушайте, леди, вы знаете, что это такое?
— Нет, — ответила Эссте, и голос ее рассчитан был так, чтобы успокоить прибывшего. Это ордер на прибытие. От самого императора.
— Ну хорошо, вы прибыли. Почему же вы так волнуетесь?
— Но меня допустили только через четыре дня! А я личный посланник императора, по очень важному вопросу…
— Рикторс Ашен, — перебила его Эссте (но спокойно, тихо), — вам дали важное поручение, но дело не в том. Сейчас это всего лишь остановка на пути…
— Вы чертовски правы, — заметил на Это Рикторс Ашен, — но теперь из-за этого поручения я потерял четыре дня.