описать, глубока ли была рана и скоро ли зажила, и как подействовало это
убиение мухи на весь организм пациента, и как обрисовались вследствие этого
дальнейшие отношения между пустынником и медведем. Ну, а что такое медведь?
Медведь ничего; он свое дело сделал. Хватил камнем по лбу - и успокоился. С
него взятки гладки. Ругать его не следует - во-первых, потому, что это ни к
чему не ведет; а во-вторых, не за что: потому - глуп. Ну, а хвалить его за
непорочность сердца и подавно не резон; во-первых - не стоит благодарности: ведь лоб-то все-таки разбит; а во-вторых - опять-таки он глуп, так на какого
же черта годится его непорочность сердца?
Так как я случайно напал на басню Крылова, то мимоходом любопытно будет
заметить, как простой здравый смысл сходится иногда в своих суждениях с теми
выводами, которые дают основательное научное исследование и широкое
философское мышление. Три басни Крылова, о медведе, о музыкантах, которые
"немножечко дерут, зато уж в рот хмельного не берут", и о судье, который
попадет в рай за глупость, - три эти басни {9}, говорю я, написаны на ту
мысль, что сила ума важнее, чем безукоризненная нравственность. Видно, что
эта мысль была особенно мила Крылову, который, разумеется, мог замечать
верность этой мысли только в явлениях частной жизни. И эту же самую мысль
Бокль возводит в мировой исторический закон. Русский баснописец, образовавшийся на медные деньги и, наверное, считавший Карамзина величайшим
историком XIX века, говорит по-своему то же самое, что высказал передовой
мыслитель Англии, вооруженный наукою. Это я замечаю не для того, чтобы
похвастаться русскою сметливостью, а для того, чтобы показать, до какой
степени результаты разумной и положительной науки соответствуют естественным