— Моя жена пропала, — заявил он одному из людей в серой форме. — Думаю, она могла стать жертвой похищения.
Полицейский что-то ответил по-французски резким тоном.
— Моя жена, — повторил Фред громко, сопровождая слова неопределенными жестами.
Полицейский взялся о чем-то болтать со своими коллегами. Хамство явно было демонстративным.
Фред достал паспорт и потряс им перед носом полицейского.
— Вот мой паспорт, — сорвался он на крик. — Моя жена пропала. Кто-нибудь понимает меня? Наверняка, кто-то знает английский. Анг-лий-ский!
Полицейский пожал плечами и вернул паспорт обратно.
— Моя жена! — кричал Фред в истерике. — Послушайте, моя жена, моя жена, моя жена!
Полицейский, худой и усатый, схватил Фреда за воротник костюма и, силой протащив по длинному темному коридору, воняющему мочой, втолкнул в какую-то комнату. Она оказалась камерой. Дверь, закрывшаяся за ним, была сделана не из металлических прутьев, а из дерева, обитого листами цинка. Освещение отсутствовало, воздух тоже. Он ревел медведем, пинал дверь, барабанил в нее кулаками, пока не почувствовал, что сильно поранил руку. Он остановился, чтобы высосать кровь из боязни заражения.
После того, как глаза привыкли к темноте, ему удалось немного осмотреться. Камера была не просторнее их номера 216 в Бельмонте, но содержала в себе народу намного больше, чем Фред мог предположить. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, вдоль стен: притихшая смутная масса в отрепье и грязи, молодые и старые. Ассамблея оборванцев.
Все собравшиеся с изумлением взирали на мистера американца.
Фреда выпустили из полиции на следующее утро. Не сказав ни слова, он направился в отель. Он был взбешен, но еще больше напуган.
Его жена в отель не возвращалась. Три чемодана каким-то чудом стояли там, где он их оставил. Директор требовал, чтобы он покинул холл. Фред не стал протестовать. Время его проживания закончилось, а денег, чтобы просить о продлении еще на день, не хватало даже по старому тарифу.
Выйдя наружу, он остановился на тротуаре, не зная, что делать. Его брюки были измятыми, и он боялся (хотя сам и не ощущал), что они пахнут тюрьмой.
Полицейский, регулировавший движение на площади, бросал на него косые взгляды. Фред испугался, что его опять заберут в тюрьму. Он подозвал такси и велел ехать в аэропорт.
— Oú? — переспросил водитель.
— Аэропорт, аэропорт, — повторил он с раздражением. Таксисты могли бы, по крайней мере, понимать английский.
Где его жена? Где Бетти?
Когда они добрались до аэропорта, водитель потребовал пятнадцать дирхемов, совершенно баснословную сумму для Касабланки, где такси обходились в сущую мелочь. Поскольку он не подумал обговорить цену заранее, пришлось платить.
Зал ожидания кишел пассажирами, но американцев почти не наблюдалось. Воздух был таким же спертым, как в камере. Ни одного носильщика. Через толпу не протолкнешься. Он поставил чемоданы у входа и уселся на самый большой из них.
Человек в серо-зеленой форме и черном берете попросил по-французски показать ему паспорт.
— Votre passeport, — повторял он терпеливо, пока Фред не понял.