- Тем не менее, он не захотел ждать. Боюсь, Сегундо преувеличил историю, – спокойно ответила Моника. – Получив нужное удовлетворение, он ушел. Ему рассказали все, и он оскорблен. Не скрыли ни одной постыдной и прискорбной подробности.
- Меня тоже от них не избавили, я видел и ощущал их, но это же не считается.
- Он не может сравнить. Ты страдал от любви, а у него страдает достоинство. Твоя рана – разрушенные мечты; его рана – оскорбление. Твое горе вызвало у тебя слезы, а у него… жажду крови. Но не прольется эта кровь, пока я жива, Хуан! Смерти Айме достаточно!
- Действительно, достаточно. Это же он подтолкнул ее к смерти, правда?
- О, нет, нет… нет! Это несчастный случай. Сам Отец Вивье сказал. Они упорно стремятся его обвинить. Он ничего не знал об Айме. Это Ана, глупая сообщница моей бедной сестры. Он столкнулся с ней в доме, где искал тебя и заставил ее говорить. Могу представить, что он услышал из ее уст. Понимаю, что Ренато обезумел.
- Ты всегда понимаешь Ренато. Всем его делам находишь оправдание. Но не беспокойся, я не собираюсь судить его действия, оскорблять твои личные чувства и нежность к нему. Для тебя он не человек, а идол, полубог, а боги имеют право на все, не так ли?
Горько замолчала Моника и не ответила. Каким чужим и далеким казался он сейчас, какое жестокое сердце и несправедливые слова! Но теперь можно вздохнуть и успокоиться – ужасная битва выиграна. Ренато далеко. Он ушел и унес в душе тщетную надежду, обещание, которое ей вдруг показалось смешным. Спрятаться, уберечься, но от кого? Глаза Хуана словно скользнули по ней. Посреди беспорядочного помещения он, казалось, стоял и ждал, что она попрощается, уйдет побыстрее, как самозванка в его жизни и доме. Скрывая унижение и боль, Моника решила уйти и объяснила:
- Меня привезла нанятая повозка, она ждет меня. Должно быть, она недалеко.
- Ее заставили давно уехать, незадолго до того, как кабальеро Д'Отремону удалось чудесным образом вооружить силы солдат. Полагаю, он еще раз извлек пользу из своего богатства и звания.
- О чем ты? Я не понимаю.
- Сожалею, Моника, но вряд ли ты сможешь уйти.
- Этого не хочешь ты?
- Не я, а законы, защищающие так называемого владельца окружающих нас земель. Деревня, дорога, пляж – все принадлежит ему, и все это закрыто для нас. Мы в ловушке. Сожалею, Моника, но дом еще не жилой. Снова ты заплатишь дань, которую не должна, из-за того, что жена Хуана Дьявола.
Слова Хуана с трудом проникли в сознание Моники, а взгляд охватил окружавшее пространство, словно она впервые осмотрелась и только теперь поняла, что ее ноги ступали по знаменитому Мысу Дьявола, о котором она столько раз слышала от Хуана. Она подошла к двери. Там, где расходились две тропы, стояли солдаты, преградившие дорожный путь, отрезая пляж и Мыс Дьявола от всевозможных связей с Сен-Пьером. Повернувшись, чуть не запинаясь, Моника спросила Хуана:
- В таком случае, выйти невозможно?
- Ни войти, ни выйти. Разве ты не поняла? Хозяин этих земель не дает нам разрешения ступать по ним, а так как нет другой дороги, он считает, что замучает нас голодом и усталостью. Борьба – это смерть, и я не жалуюсь. Я ее вызвал.
- Борьба против кого?
- Понимаю, ты не знаешь о моих делах. Также ничего не знаешь об этой жалкой куче камней, давших мне имя. Позволишь показать?
Он взял ее за руку и вместе они вышли за порог. Резкое движение охватило линию солдат, но Хуан ободряюще улыбнулся Монике:
- Не беспокойся, они ничего не сделают, пока мы не перейдем белую полосу, которую вчера начертили судебные исполнители. Ее начертили до места, где остальное законно принадлежит мне. Забавно, да? В конце концов, я оказался неплохим чертежником. Государство предоставило мне кусок земли, если эти камни можно назвать землей. Но в конце концов, их признают собственностью Хуана Дьявола. Нижняя полоса проходит через те острые камни, видишь? И доходит до той стороны. Следовательно, мне неожиданно принадлежит пляж и старая деревня, где я попрошайничал.
Он дошел до края обрыва, куда спускалась извилистая горная тропа и открывался маленький рейд, огороженный утесами, напоминая амфитеатр. В нескольких метрах от белого песка располагалась горстка жалких домишек, а группа темных мужчин и женщин подняли озаренные надеждой глаза на Хуана.
- Что это значит? – заинтересованно спросила Моника.