- То, что сказала! Тем хуже, если не понимаете. Все на свете знают, но только не вы. Отпустите, дайте выйти! Теперь уже не хотите, чтобы я ушла? Тогда я сама уйду, уйду туда, где вы никогда не увидите меня!
- Ты не уйдешь, пока не договоришь. Заканчивай, говори, скажи все. Выпусти наконец свой яд, выплюнь желчь, которой сочишься. Скажи, что происходит такого, о чем знают все! Говори наконец или…! – В усиленной схватке упал и разбился флакон, ревностно охраняемый Яниной, и Ренато захотел знать: – Что это? Что ты там прячешь?
- Отпустите меня, оставьте! Ничего! Лекарство!
- Ложь! Грязное пойло. Уверен, это настойка колдуньи. Только этого тебе не хватало, чтобы завершить все! Я был прав, когда сказал матери. Всегда был прав насчет тебя, как показалась с первого же дня. Теперь ты не уйдешь, а вылетишь из этого дома навсегда, и знай, ты обманывала мою бедную мать, но не меня.
- Нет! Вас обманывала только она! – бешено выплюнула Янина. – Она, да. Но ей вы простите все, потому что она…
- Боже мой, Боже мой! – с криком ворвалась Ана. Увидев Ренато, она воскликнула, ломая комедию: – Ай, сеньор Ренато! Где сеньора София? Сеньора Айме убьется! Сеньора Айме убьет ребенка!
Ренато резко выпустил запястья Янины и повернулся к туповатой служанке, которая размахивала руками и кричала. Сначала он не понял, напряженный от негодования и злобы, сдерживая порыв ударить ее кулаком. Янина воспользовалась этим и сбежала.
- Ай, сеньор Ренато, не позволяйте ей уезжать! – взывала Ана, притворяясь, что громко плачет. – Она сказала, что поедет вместе с вами на лошади, ее не волнует, что она убьется и потеряет ребенка.
- Что за чушь ты несешь?
- Она как безумная, хозяин. Оделась, надела ботинки, шпоры, юбку и села верхом, приказала Баутисте оседлать ее лошадь, на которую сеньора София не хотела, чтобы та садилась, а теперь… сказала, что ее не волнует умереть, что никто не обратит внимания, никто, а вы тем более, сеньор. Потому что вы обидели ее. И вы знаете, как будет плохо сеньоре Софии, если та потеряет ребенка. Потому что сеньора София…
Ренато не стал больше слушать заученные причитания служанки, и побежал за женой:
- Айме, Айме!
Айме слышала и видела, но не ответила. Она предвидела это; скорее долетела, чем добежала до заднего двора, перед которым стоял оседланный гнедой жеребец Ренато. Она запрыгнула на седло, овладев мимолетным ужасом, и схватилась за гриву, вырвав поводья из рук Баутисты, который торопливо выкрикнул:
- Сеньора Айме! Это конь сеньора! Минутку…
- Отпусти! Отпусти, идиот!
- Схвати лошадь, Баутиста! – подбежав, приказал Ренато. – Айме, Айме! Ты сошла с ума? Ты же убьешься! Держи поводья! Не скачи так! Айме! Быстро, другого коня! – крикнул Ренато. – Эта дура убьется!
- Будет хуже, если вы погонитесь за ней, – заметил Баутиста. – Оставьте ее, сеньор! Если поедете позади жеребца, тот понесется!
Ренато подбежал к другому жеребцу, на который едва накинули уздечку, не успев оседлать. Держась за гриву, он проворно прыгнул на спину. Яростно ударяя по животному, схватив узду, он заставил благородного жеребца лететь за другим, превратившегося в облако пыли, различимое на пути в гору.
Там, где разделялись суровые холмы, образовывая ущелье, четырнадцать лет назад был сооружен Скит. Закончилась месса, которую донья София слушала в одиночестве, отдавая последнюю дань сеньору Кампо Реаль. Только старая соседка-богомолка и ответственный за чистоту мальчик-служка принимали участие в мессе вместе с бледной суровой сеньорой. Теперь все ушли. Она остановилась в дверях, словно застигнутая мыслями врасплох, взволнованно смотрела на что-то непонятное. Священник, прибывший в этот день, удивленно спросил:
- Донья София, что там происходит?
- Я бы сама хотела знать. Отец, конь бежит в гору… Видите пыльное облако на дороге, где плантации? Конь бешено несется…
- А наездник… наездник, клянусь, что… Да, действительно… дама… женщина на коне взбирается в гору. Вы не видите юбку, донья София?